читать дальшеВыпад. Еще выпад. Ногу не тяни.
Посмотри на себя со стороны. Слева. Слабое место. Нужно подтянуть.
Выпад. Блок. Удар снизу. Встроенный нож.
Слабо. Сильнее на подъеме. Глубже дыхание, ровнее движение.
Удар, удар, шаг, поворот. Удар. Пауза. Блок, блок.
Сбиваешься. Повторить еще трижды…
— Мистер Эванс, вас срочно вызывает сенатор! — секретарь с умильным выражением на лице подала коммуникатор в стальном корпусе вышедшему из блок-душа шефу. Тот, благостно отфыркиваясь, кивнул, включая громкую связь, и продолжил вытирать волосы мягким полотенцем. После тренировки и настоящего водяного душа настроение умудрялось подниматься настолько сильно, что, казалось, он может в одиночку полюбить весь мир. Ну, или прекрасную его половину.
«Для того, чтобы такие эмоциональные взлеты не приводили к финансовым и репутационным падениям, Господь Вседержитель и создал таких людей, как сенаторы и политики… — Том ткнул в сенсор мокрым пальцем. Техника протестующе пискнула, но послушно вывела изображение абонента в широкоугольном режиме. — Они умудряются стягивать с тебя настроение, как платье с проститутки. Одним движением. И хорошо, если бретельки не порвутся».
— Эванс, ты сукин сын! — обрюзгшее лицо сенатора округа Джеймстон не помещалось в апертуру передатчика, и сейчас на Тома гневно уставился левый глаз, обрамленный жирными складками и украшенный сверху кустиками седой брови. Насколько Эванс помнил, сенатор Бронстон уже третий раз ложился на операцию по замене бионического импланта, но через полгода все начиналось сначала — кто-нибудь соверщенно случайно допускал оплошность, и техника выходила из строя. Колючка дерева-путешественника, оса-колесо, пробравшаяся сквозь тройной кордон безопасности и силовое поле, иголка из старинного микроарбалета, вделанного в изящное кольцо. В последнем случае сенатор подставился сам — не стоило нажимать своими пальцами на всякие выступы в антикварном изделии возрастом в несколько веков…— Ты опять за свое! Куда ни плюнь, всюду ты!
— Не понимаю, чем вызвано ваше негодование, Луис, — Том приятно улыбнулся в тусклый зрачок голокамеры, и еще раз прошелся полотенцем по непослушным волосам. Они уже высохли, но этот жест показывал легкое пренебрежение собеседником. Впрочем, этот толстошкурый боров замечал намеки только тогда, когда они стучались ему в крышку черепа, не раньше. — Мы же договаривались о кампании по вашей дискредитации перед следующими выборами. Звездный Сенат любит, когда вокруг кандидатов начинает твориться, цитирую, «черт знает что, словно говно в климат-генераторе». Узнаете слова?
— Да, дьявол тебя забодай, узнаю. — Бронстон сбавил обороты, и отодвинулся от камеры. Эту фразу он произнес пять лет назад, когда переизбирался на седьмой срок, и победил со значительным отрывом. Тогда место Эванса занимал какой-то умник из университета, но методика контролируемого хаоса безразлична, в общем-то, к уровню образования консультанта. Если есть мозг — будет и успех. — Но ты и твоя команда переходите все и всякие границы, уроды обсосанные. Дела моей внучки вас не касаются, Эванс. Тебя, твоих обормотов с камерами, и уж тем более, твоего грязного хера. Который я тебе с удовольствием отрежу, чтобы прислать на Рождество.
Эванс выслушал эту тираду с выражением легкой скуки на лице, и, хмыкнув, наклонился к камере сам. Пристально смотря на красную точку фокуса, он произнес максимально вежливо, но с большой долей тщательно спрятанной угрозы:
— Луис, хочу вам напомнить, что далеко не все факты достаются избирателям. И уж тем более, далеко не все факты вообще достаются кому-либо. Представьте, что о ваших невинных увлечениях узнают не только жители округа, но и, скажем, сотрудники СГБ. Не обо всех, спаси вас бог. Достаточно двух-трех фотографий, и следующий сенатор с радостью будет клеймить вас, как ксенофила-извращенца или предателя человечества — на выбор. В качестве приправы можете использовать легкие наркотики и малолетних андроидов, это пикантно.
Том прекрасно знал всех своих клиентов, и сенатор повел себя точно так, как Эванс и рассчитывал. Старик сдулся, и посинел — кардиоимплант дал сбой. В принципе, если назвать увлечения Бронстона их настоящими именами, можно было устроить ему самый настоящий микроинфаркт, но это было слишком. Слишком неаккуратно.
— Вы — настоящая подлая скотина, Эванс, — с уважением прохрипел сенатор, медленно приходя в себя. — С вами невозможно иметь дело…
— Именно потому со мной и стоит иметь дело, Луис, — Эванс холодно, одними губами, улыбнулся. — Только, как вы выразились, скотина может плавать в этом… удобрении, и не тонуть. А главное — не только не тонуть, но и не тянуть за собой на дно тех, кто этой скотине доверился.
Бронстон отключился.
Эванс выбросил полотенце в утилизатор, выключил коммуникатор, и подошел к панорамному окну. Бронированное стекло искажало перспективу, и город казался странно сжатым, здания едва заметно изгибались, словно построенные не людьми и не для людей. «Так всегда, — подумал он, — максимальная защищенность искажает мир вокруг. А максимальная открытость его меняет. Если это стекло может выдержать залп из реактивной пушки, нужно ли проделывать в нем дыру,