О том, что было написано

[mylifeismypain]

Я давно не писал для своего удовольствия и удовлетворения. Соавторство – это замечательно, особенно если напарник так талантлив, как Лида. Но когда понимаешь, что за прошедшие годы идешь в паре вторым, пристяжным, и твоя иноходь только сбивает ритм упряжки, а не помогает — поневоле задумаешься. И не поневоле тоже.
Лида права, я действительно упустил эту возможность обучения у мастера. Теперь уже совсем, к сожалению. А те навыки, что были, тоже почти растратил.
У меня неплохо удаются батальные сцены, космические и морские. Наземные тоже выписываю неплохо. Мелкие детали мира, подробности и мироустройство в целом, вписанное в повествование, как часть окружающей реальности — да, тоже получаются неплохо. Я умею нарисовать картину, вплести в нее мелочи, подвести к порогу, за которым мир живет.
Но на этом, пожалуй, и все из плюсов. Книга — это не только задний фон и живой мир. Это еще персонажи и их взаимоотношения. А вот здесь у меня огромный, размером с Австралию, провал. Бездна, ети ее в колено.

Первая и основная ошибка — это одинаковость персонажей. Если не брать явных психопатов, обычные герои у меня написаны узнаваемо и как под копирку. Если бы не помощь Лиды, то так бы и кочевал из книги в книгу капитан Морган, меняя только прически и цвет глаз. Проще говоря, я пишу Марти Сью. Выписываю того, кем хотел бы быть. Со всеми своими отклонениями и психологическими проблемами.
Второе. Картонность. Либо гротескное, до абсурда, выражение эмоций — ненатуральное и неестественное. Либо «никаковость», когда у персонажа нет своих особенностей, а ведь он — герой первого плана. Да у меня даже проходные персонажи порой получаются живее основного героя, от чего совсем грустнеет…
Третье. Взаимодействие. Если в книге два ГГ, мальчик и девочка, то они рано или поздно окажутся вместе. Так сложилось с самого начала, и это правильно. Но, боже мой, как же я топорно описываю возникновение симпатии и развитие отношений… Отвратительно. Немудрено, что Лида от такого начинает теряться и терять желание что-то писать.
Четвертое. Стеснительность. Нет, я нормально пишу физиологию, никто не какает бабочками и не блюет радугой. Запах, цвет, ощущения — все нормально. Но вот с сексом была проблема. Как только доходило до описания постельных сцен, я становился мозгом в распор. И либо писал тошнотворную поебень, в стиле дамских романов с их нефритовыми жезлами, либо откровенную заборную порнуху едва ли не с матом. Сколько копий было сломано в обсуждениях, сколько нервов сожжено… но я научился ходить по грани, когда откровенная сцена возбуждает не только автора, но и, надеюсь, читателя. Спасибо Лиде. Без нее не вышло бы. Вопрос — почему я так стеснялся этого? Ответ: потому что воспитание кривоватое, и тема скользкая. Когда получилось преодолеть этот момент неуверенности и осознать, что секс — такое же естественное дело, как и еда, пошло лучше.
Пятое. На длинных вещах начинаются перебивки. Я завожу карточки персонажей, чтобы не забывать особенности и мелкие детали. Но вот психопрофиль иногда выдержать не получается, и приходится возвращаться и переделывать. Переделывать и переделывать…
Шестое. Ебанина. У меня случается странное настроение, слишком хорошее, чтобы осознавать, что я пишу херню. И я радостно набиваю пять страниц за вечер, гордясь и расцветая. Но потом, прости господи, если перечитать, получается такое дерьмо… Отвязно-веселое, с нарушениями характеров и причинности, без учета сюжета и договоренностей. Я и сам не мог понять порой, зачем это написал.
Седьмое. Невнимательность. Увлекаясь, я забываю детали, или, стремясь записать пришедшую мысль, упускаю мелкие (но существенные) подробности. В итоге получается так, будто я страдаю склерозом и деменцией одновременно, и пальцы мне отрубили за преступления против человечества… Лучше б не писал. Если хочешь разрушить сюжет — забудь о мелочах или добавь новых.
Восьмое. Слишком сильная зависимость от настроения. Я привык писать подсознанием, на вдохновении — это хорошо в стихах, и невыносимо в прозе. Когда пишешь рассказ — то хрен с ним, за вечер можно накатать и потом пару дней шлифовать. А вот на больших формах уже критично. Если один из соавторов выдает стабильные пять-семь страниц в день, а второй — то десять, то три дня по нихрена, это не работа, а сплошное издевательство. Второй автор здесь — это я. Очень нестабильно работаю. Если мне испортить настроение, то я либо пишу херово, либо не пишу вообще. Сильный скандал или разборка (по делу, что самое обидное) раньше могли выбить меня из колеи надолго, на неделю. Сейчас удается справиться с собой за день-другой, и вернуться к работе. Но это все равно очень долго и неудобно.

Посмотрев на то, что написал, я почесал в затылке. По всему выходило, что со мной не только не стоит писать совместно, но, по-хорошему, следует замуровать в стене какого-нибудь подходящего замка и оставить там гнить. Это я еще не упомянул примитивную фантазию и прямоту, когда вместо постепенного нагнетания вставляю разгадку едва ли не в начале текста.
«Да, дела…» — я вспомнил, как только начинал писать. Пусть тогда не было устоявшегося стиля, и огрехи, но огонь-то горел. И фантазия плескала так, что аж через край. — «Не может быть, чтобы все было так плохо».
«Может. Перечти неудачные варианты глав прошлого проекта. Два-три-четыре фальстарта, прежде чем удавалось подстроиться и поймать то, о чем следовало говорить», — напомнил я себе. — «Да и сейчас то же самое. Когда ты возьмешься за ум, мать твою?»
«Поздно».

На самом деле, не поздно. Никогда не поздно понять, что же идет не так, и что можно сделать, чтобы это исправить. Работа над собой и над текстами не оплачивается, но награда довольно ценна, чтобы не считать усилия и стараться. Ключевое слово — стараться. Делать, а не забивать болт и не отвлекаться на что-нибудь интересное. Пока я не пойму, что важно, а что только сжирает время, успеха в творчестве не будет.