(С)ТонкостиВ соавторстве с nosmile
1
– Семнадцать таблеток следует бросить через одну десятую процента, – напомнила Я.
– Инструкция...
– Инструкцию бросьте следом. И не забудьте про концерт в Большом Адронном. Я буду в красном шкафу.
Шкафами называли скафандры, которые здесь использовались не по назначению – в качестве женского парадного платья. Бесформенность придавала им нечто величественно-старомодное. Насколько могли, они напоминали бальные кринолины. Неудобством было то, что шкаф закрывал лицо и поглощал все звуки.
– А смысл? – удивилась Мяса. – Это же концерт, а не конференция. Музыку играть будут.
– Вот поэтому и в красном. Мне очень идёт красное. Усё, ушла! – крикнула Я. уже из коридора.
– Она назвала меня по имени... В кои-то веки... – Усё Химикикимори, химик с двадцатилетним стажем, выпустил из рук колбу, и та взмыла к настенным часам, показывавшим сорок семь и пятнадцать сотых процента. Взрыв охотно снёс циферблат, раскурочил внутренности, и напоследок зелёная струя испепелила кукушку, выскочившую с оптимистичным «жить осталось две...»
Мяса взглянула на пачку таблеток и заревела.
читать дальше2
– Воздух продолжает портиться, сообщает Гидрометцентр. Если за ночь не придём к пониманию сего феномена, то снова увидеть нормальный прогноз погоды... кстати, с добрым утром.
И, вздохнув, диктор застрелился. Телевизор ещё некоторое время растерянно показывал карту, где над всей страной анимированные тучки делали нечто новое и поразительное: дудели в трубы, местами в рожки, а одна, над посёлком Сытвино Тульской области, в саксофон. Затем пошла реклама.
– Всегда готовы на пикник? Попробуйте «Таджик-шашлык»! «Таджик-шашлык» – это два в одном и третий бесплатно! Разыгрывается...
В этот момент действительно разыгралось.
3
– Эх! Всегда у Паршивой Лисы семеро. Хоть бы предупреждали!
С этими словами Старый Буратино окончательно сошёл с ума и отправился бандеролью в Гималаи, доставив немало хлопот почтальону и жучков получателю.
В Гималаях было холодно. Снежный Буратино топил вулканчик-буржуй и задумчиво поглядывал на бандероль, которая сквозь дырочку озиралась, видя одни звёзды. Из другой дырочки торчал длинный сучковатый нос и нюхал весьма разреженный воздух.
– Полёт ненормальный! – сообщила бандероль. – Разгерметизация, задымление, народность! Приём!
«Что-то тяги маловато», – подумал Снежный Буратино и, открыв крышку вулкана, полез вовнутрь. Тяги стало много. Внутри сидел Бурный Сатанино с буржуйским котелком на рогах и вздыхал, создавая тягу:
– Эх... эх... эх...
Бандероль насторожилась. А затем упаковка неожиданно вскрылась, и явился Сверхновый Буратино, со скрипучими деревянными крыльями, полный решимости.
– Значит, будет восемь! Со своей табуреткой приду!
4
Заигрывая с Катрин, имейте в виду, что её укусы действуют веселяще. Лично я предпочитаю смеяться над тем, что смешно, а не над всеми жёлтыми предметами, например. Или над пятизначными числами. Или над вещами, вообще непонятно как связанными между собой: однажды шнурки случайного прохожего, говорившего в телефон «индекс Линча начнет стимулировать торговлю», довели меня до судорог хохота, поскольку дело было в Чистый четверг.
С Катрин лучше не связываться. Помнится, мы преодолевали Гималайский хребет, и она вдруг сказала, что до неё доходят мои мысли по верёвке, как по телефонному кабелю. Я попытался уловить что-то ответное, и веревка лопнула. Через пару минут Катрин позвонила мне по спутниковому со дна двухкилометровой пропасти: да, цела; нет, уже не падаю; а как хочешь теперь, так и доставай.
А как она поёт! Когда начала тонуть девятая лодка, и это не считая катамаранов, я решил, что с меня довольно, попутно отметив, что неплохо бы освоить счёт дальше десяти. Отец всегда говорил мне: не бегай всё время с копьем по саванне, вырастешь неучем, занимайся в кружке у шамана хотя бы раз за луноворот... Но это далось мне не сразу, поэтому я до сих пор ясно помню, как, только что расставшись с Катрин, шёл по бульвару Сен-Мишель и истерически смеялся над тем, что сейчас 20057 год.
5
Тихой ведьме недоставало навыков. Вирусы проникали и проникали. Уже смеркалось, а избушка так и стояла на левой ноге с оттопыренной крышей, периодически издавая «Гудок». Новые и новые экземпляры рабочей газеты с весёлым чихом выпрыгивали из резной трубы и летели по ветру, норовя сбиться клином.
– А, чтоб тебя! – причитала Тихая ведьма. – Сделай же что-нибудь!
Но А уже выполнило недопустимую операцию и упало, а Б бесследно стёрлось из системы; на трубе оставался только драйвер И, однако и к нему подбиралась прыткая двоичная нежить.
6
Проснувшись, кони зафыркали. Пока они спали, в мире произошли масштабные изменения. Стойло их сделалось просторным, словно покосившийся дощатый аэропорт; по нему летали крошечные, едва больше муравья, слепни. Овёс стал как толстые съедобные брёвна, а солома – как шелковистые паутинки.
– Что случилось? – поинтересовался конь №1, подслеповатый от рождения.
– Пока мы спали, в мире произошли масштабные изменения, – ответили ему. – Наше стойло сделалось просторным, словно покосившийся дощатый аэропорт, а по нему летают крошечные, едва больше муравья, слепни. Овёс стал как толстые съедобные брёвна, а солома – как шелковистые паутинки.
Однако конь №1 ко всему прочему оказался глуховат. Он переспросил:
– Вы сказали, пока мы спали, в мире произошли масштабные изменения? Наше стойло сделалось просторным, словно покосившийся дощатый аэропорт? Неужели по нему летают крошечные, едва больше муравья, слепни? Правда ли, что овёс стал как толстые съедобные брёвна, а солома – как шелковистые паутинки?
– Абсолютная правда, – терпеливо отвечали ему.
Однако и память коня №1 не была его сильной стороной.
– Что случилось? – поинтересовался он снова.
...Так люди перестали ездить на конях. Стойла занимали всё место на земле; каждый колос овса приходилось поднимать вдвоём; невозможно стало править – все шпоры уменьшились до пары миллиметров, кнуты же стали столь длинны и прочны, что, замахнувшись, кучер рисковал снести пару домов. Но всего невыносимее было без конца слушать витиеватую фразу, которой кони теперь обменивались вместо прежнего лаконичного «игого».