Деньрожденное

Я сегодня разменял 35) Мелкими монетами по пять или семь лет, сразу и не упомнишь.
Смотрю, и понимаю, что окружен прекрасными, добрыми, умными и красивыми людьми.
Спасибо вам! За то, что вы есть...

@темы: всякоразно

---

Дабл Док. Пустыня. Разговоры у костра.

Костер пылал ярко-зеленым пламенем, треща и плюясь изумрудными огоньками. Эфирные масла местных вечносухих растений горели весело, распространяя воздухе ароматы изысканных духов, горелых тряпок и какой-то непередаваемой мерзости.
- Сколько можно нюхать эту вонь! – пробурчал, прикрывая лицо платком, Гриффин. – Можно подумать, что сжигают инопланетную гиену, которая посетила салон красоты «Пять Звёзд»…
Спенсер подкинул в огонь еще кустарника, и вздохнул. Ему-то запах не мешал, носовые фильтры были свежими. Но для поддержания разговора добавил:
- Не нравится – можешь пробежаться по ночной пустыне до следующего портала. Согреешься. Если не засосут зыбучие пески или не съедят местные варанотушканчики… А, совсем забыл, ты же не можешь ходить сквозь дыры…
- Дыры-хуиры… - док плюнул в костер, приподняв импровизированную маску, и укутался в термоизолирующую пленку. – Святые мощи, как же холодно…
Ванясски пошевелился в спальном мешке, смачно испустив газы. Пацану явно снились кошмары.
- Надеюсь, он не обгадится, - ухмыльнулся Спенсер, шевеля золу веткой. – Спальный мешок у нас один, а ночи здесь длинные…
Гриффин промолчал. Ему было противно – не из-за физиологических особенностей спящих бандюков, или холодных ночей в пустыне иного мира. Нет, доктору было просто хреново. Хотелось разбить улыбающуюся физиономию агента, и зажарить его на медленном огне до хрустящей корочки. «Бежать, все время бежать, потом забиться в норку, переждать… А зачем? Чтобы снова пуститься в бега? Да еще и любоваться довольной лоснящейся физиономией этого псевдоинтеллектуального недоучки, строящего из себя нечто среднее между профессором и Капитаном Индией… Да ну это всё, извините, в анус…» - доктор содрогнулся от этих мыслей.
- Ну, раз нам еще четыре часа куковать до освобождения спального места, - подмигнул Спенсер, откинувшийся на трещащую кучу веток, - то, может, поговорим?
Выслушав презрительное молчание, он хмыкнул, и прикоснулся кончиком пальца к губам:
- Интересно, почему за тобой все охотятся? – блеснувшие в отблесках костра глаза Гриффина подсказали агенту, что он на верном пути. – Ты такой незаменимый, доктор… Всем нужен, все за тобой бегают, всем нужна помощь.
Спенсер доверительно улыбнулся.
Гриффин снова промолчал, издав какое-то бурчание, и шелестнув термоодеялом. Где-то за барханами, вдалеке от импровизированного лагеря, раздавались вопли местных тушканчиков, которые то ли жрали друг друга, то ли любили, то ли совмещали эти два полезных занятия.
«Едрена вошь, ты непробиваемый, что ли? – подумал Спенсер, начиная злиться на себя и на своего собеседника. Агент никогда не любил этих душеспасительных разговоров один на один, в отличие от выступлений перед аудиторией. Но здешняя сцена была бедна на зрителей: огромная луна, карабкающаяся на небосвод с запада, одинокий костер, смотрящий бешеным бобром Гриффин, спящий Бо и тушканы, резвящиеся за дюнами. – Дьявол, как бы тебя зацепить-то…»
Но доктор спутал ему все карты, откашлявшись, и сплюнув в исторгнувший еще более изысканные ароматы костер:
- С каких это пор верному псу Корпорации интересно, кто я? Вы, одноклеточные, умеете только выслеживать и уничтожать…
Спенсер с трудом подавил вспыхнувший внутри гнев, и медленно ответил:
- С тех самых пор, как пёс, едрена вошь, понял, что он неполноценен. И кто-то оттяпал у него большой кусок памяти. В которой было вообще всё. Я даже не помню, как звучит мое настоящее имя!
Доктор снова блеснул глазами, и хрустнул суставами.
- Я сейчас расплачусь… С чего ты взял, что я – тот, кто тебя стирал? – в неверных отсветах костра лицо Льюиса напоминало гротескную маску, одновременно издевательски ухмыляющуюся, и грустную. – Я – обычный врач. Да, в бегах. Но, может, это из-за наркоты, которую я крал в местной больничке… Или из-за органов, которые я вырезал свежим покойничкам, пока они не протухли, и продавал на черном рынке? Не знаю, все такое вкусное…
Спенсер вздохнул. Ему не давала покоя несходимость информации из базы данных с результатами экспресс-анализа ДНК подозреваемого… «Тьфу ты, пакость… Какой он, в жопу, подозреваемый, Спенс? – спросил он сам у себя, выводя на наноэкраны, напыленные на поверхность глазного яблока, результаты сканирования биоматериала. – Он, сука хитрожопая, теперь твой подельник и соучастник преступления…» В том, что Корпорация не оставит без ответа несанкционированное использование своего оборудования, агент не сомневался. Да и получение секретной информации с последующим побегом и уничтожением нескольких сотрудников, несомненно, легло несмываемым пятном на личное дело Спенсера. Теперь ему оставались только окраинные Линии и лежащие в глубокой невероятности Параллели с неустойчивыми точками перехода. Любой более-менее развитый мир, включенный в Сеть, означал быструю и фактически неотвратимую гибель от рук местных сил правопорядка, или охотников Службы. Учитывая, что запасы нанов не бесконечны, а каждый переход жрет их, как кролики – сено, нужно было двигаться как можно быстрее.
Результаты снова не сошлись, и Спенсер раздраженно смел взглядом открытые окна в трей.
- Красиво говорить и придумывать мы тут все умеем, док. Но что-то мне не верится, что специалист твоего уровня опустился бы до наркоты или торговли «мясом». Ты скорее набухаешься в хлам, или бесплатно вылечишь какого-нибудь бездомного бродягу, чем пойдешь на нарушение закона… А маркировка на твоем замечательном автохирурге, кстати, очень красноречиво говорит сама за себя. Собственность Корпорации. Устаревшая, но работоспособная.
- Хм… Знаешь, есть такая штука, «космический корабль» называется. Так вот, они иногда падают. И на месте крушения можно обнаружить что-нибудь полезное для скромного доктора… - Гриффин сжал кулаки, потом разжал, и пристально посмотрел на агента. – Для нарушения закона тут есть ты. Пёсик с длинной шелковистой шёрсткой и умильной мордочкой, который решил, что имеет право жить обычной жизнью, а не служить за миску корма и осознание причастности к великому делу…
- А разве это не так? – Спенсер, внутренне дернувшись, постарался остаться бесстрастным внешне. – Многие сотни миров, варианты их развития, новые технологии и идеи. Торговля. Культурный обмен…
- Обмен-хуен… Рано или поздно понимаешь, что тебя гнусно и цинично обманули. Забрали всё, выдали ошейник, и сказали: «фас!» А там, снаружи, живут люди – любят, смеются, рожают детей, строят дома, выращивают цветы… - Гриффин прикрыл глаза, и тихонько вздохнул. Его голос, немного смягчившийся, снова обрел скрипучесть и силу. – Но ты посажен на цепь, и все, что ты можешь - это служить. Исполнять свою функцию. Ебать гусей. Убивать преступников. Пришивать отрезанные в пылу сражений задницы. Исследовать миры. Торговать всякой пакостью. Величественно сношать мозги целым планетам и народам, приводя их в Сеть… Лишая их будущего!
Последние слова он почти прокричал, оскалившись. Жуткая гримаса держалась недолго, и медленно перетекла в отстраненность и безразличие, щедро приправленные усталостью. В спальном мешке зашевелился Бо, что-то простонав сквозь сон.
Спенсер не смог удержаться от ответного оскала. Внутри него сейчас боролись две правды – та, что ему дали при установке блока лояльности, и другая… странная, нелогичная. Которую ему рассказывал Инульгем, и вот сейчас – Гриффин. Впервые за очень долгий промежуток времени агент не знал, чему верить. Да, он преступил закон, он стал беглецом и изгоем – ради себя, ради мечты… «Разве есть что-то в этом мире, в этих мирах, что стоит такой цены? Сломанной жизни, разрушенной карьеры, потерянного бессмертия? – подумал Спенсер, и сам ответил себе: - Да. Есть. Свобода и память». Вслух же он проговорил:
- Но если Корпорация настолько жестока и несправедлива, док, почему мы ей служим… Служили?
- Не знаю… - Гриффин отвернулся. – Может, потому, что это была мечта?
- Хватит. Хватит, слышишь?! – Спенсер вскочил на ноги, взметнув в темноту обломки стеблей, и тыча пальцем в направлении Льюиса. – В жопу такие мечты!
Доктор, отбросив в сторону одеяло, тоже поднялся с песка, и, сутулясь, встал перед агентом. Худой, нескладный, седой… С запавшими глазами и морщинами на изможденном лице, он не стал размахивать руками. Гриффин просто стоял, и смотрел в глаза Спенсеру. Но во взгляде Льюиса горело такое пламя ярости и гнева, что агент устыдился своей вспышки, и медленно опустил руку.
- А где мы с тобой, по-твоему, находимся, пёс? – медленно, делая усилие над каждым словом, проговорил Гриффин, не отводя глаз. – Вокруг нас – самая настоящая, глубокая и беспросветная жопа… Ни тебе, ни мне не выжить в одиночку. В основные Линии ходу нет. У меня заканчивается время, у тебя – наны.
Спенсер отшатнулся, но мгновенно восстановил равновесие.
- Предлагаю сделку, - продолжил доктор, сжимая и разжимая кулаки. – Ты доводишь меня как можно дальше от границ Сети. Туда, куда Корпорация не доберется еще долго… Я отдаю тебе то, что тебе нужно. И мы расстаемся навсегда, пёсик...
Агент ненадолго задумался. Слова доктора звучали вполне логично, и предложение было адекватным. «Память в обмен на несколько десятилетий свободной жизни… Достойно» - подумал он, и ответил:
- Договорились. Пусть будет так. Но мне понадобится некоторое изменение маршрута…
- Чтобы пополнить запасы? – усмехнулся Гриффин, подбирая одеяло, и заворачиваясь в него. – Понимаю… Мой автохирург к твоим услугам. Беру недорого…
- Да пошел ты… - устало ответил Спенсер, подкармливая костер топливом. Потом он достал из полевого набора еще одно одеяло, и подвинулся ближе к огню. – Доктор хренов…
«Надо бы поэкономнее расходовать наны, что ли… - подумал агент, отключая искусственную терморегуляцию. Укусы неожиданно холодного ветерка заставили его завернуться в серебристую пленку чуть ли не с головой. – Черт его знает, когда теперь получится их восполнить…
Доктор хмыкнул в ответ что-то вроде «хренов-хуенов», и уставился в пламя.
До рассвета оставалось десять часов.

@темы: проза, мое, Доктор Спенсер, Доктор Гриффин

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Из глубины, откуда сны приходят,
Где сладостный поток берет начало
Любви… К нам царственная боль нисходит,
И разрушает слово, что молчало.

Не спеты песни. Сказ мой не дописан,
И письма горькие огонь глотает -
Мой приговор заверен и подписан.
И снег последний утром не растает…

Нет времени. Нет жизни. Нет движенья.
Тьма сковывает нас вины цепями,
Вгоняя в сердце слезы пораженья,
Охаживая души бед плетями.

И выбор, что имеется - не красит,
Из тьмы еще не выходил я чистым.
Остаться здесь? Ночь звезды тихо гасит…
Уйти? И сгинуть в утре сером, мглистом?

Нет, нет. Предательство сейчас не в моде,
Обиды не даруют мечтам крылья.
И дело, собственно, не в боли… вроде…
Молчание. Оно, как степь ковылья…

@темы: негатив, стихи, мое

---

очень правильный пост

22.01.2015 в 16:45

Пишет  Александрийская Рулетка:

Не даем себе спуску
Если вы думаете, что не сможете, попробуйте.
Жалость и лень всегда будут рядом, чтобы в самый ответственный момент подкрасться и укусить за жопу.
Они скажут вам, что действие можно отложить на будущее или не совершать вовсе. Они придумают сотни причин, почему того или иного делать ненужно.
Ну, можно начать раздумывать, прикидывать и просчитывать, а можно просто начать делать. Пока мозг еще заканчивает просчет возможной выгоды, тушка уже начала работать, совершая движения в сторону необходимого результата.
И надо отловить момент, момент впадания в раздумья, и в этот момент начать действовать.
Да, я человек, которому проще начать делать, в процессе додумывая возможные варианты.
Никто не пьнет вас лучше вас самих, никто не даст вам смысл жизни, не объяснит причины существования, не протянет на тарелочке причину для жизни, а не повод для суицида.
И есть, конечно, люди, кто может попытаться это сделать, только я пока не видела ни одного человека, кто бы это ценил. Не в смысле благодарности, а в смысле ценности для дальнейшего преобразования.
Разум человека включается исключительно тогда, когда он сам, потом и кровью, добился достижений, денег, выводов или результатов.
И вот если пинать людей со стороны, они будут терять подаренное без смысла и осознания, что и сколько они транжирят.
Итак, устойчивой мотивацией может служить исключительно собственное решение что-либо изменить или трансформировать. Именно следуя данной логике, давать себе спуску не стоит.
Некое абстрактное "потом", не имеющее точных временных координат и границ, может просто проебаться за своей размытостью и стать вполне реальным "проебали".

---

Корпорация. Линия Ноль.

Давным-давно, в далекой-далекой...

Линия Ноль.

- Как ты думаешь, парень справится?
- Да. Он не так плох, как кажется на первый взгляд.
- Раздолбай… В голове одни игрища и развлекушечки.
- Именно потому я и считаю, что он – справится. Для него это будет игрой, с полным эффектом присутствия и ощутимыми достижениями…
- Мне, честно, наплевать на его ощущения. Предыдущие кандидаты не находили ничего.
- Кроме Альфа. Помнишь его? Сморчок, торчок, без дозы не мог даже в туалет сходить – а три дыры нашел…
- Угу. И загнулся на последней.
- Не загнулся. Мы не нашли трупа.
- Загнулся, поверь моему опыту. Потеряв столько крови, человек не выживет. Я выдел подобное.
- Кардагар?
- Иди в жопу, тыловая крыса!
- Ладно, ладно. Не злись. Оформляй молодежь, выдавай ему сбрую, и пусть идет на патрулирование. Да, и не забудь повесить ему «аптечку».
- На кой, извини, хрен?
- Можешь хоть на хрен, мне без разницы. Там экспериментальный препарат…
- Слушай, Герних, тебе когда-нибудь говорили, что ты скотина?
- Да, Матиш. Постоянно. Но я – умная скотина…

Андреас стоял перед обшарпанной дверью с плохо различимой надписью «Исследовательский центр…», и глупо улыбался. Он до конца так и не понял, что изучали эти яйцеголовые, с унылыми рожами втиравшие ему всякую пургу целую неделю. Но в кармане хрустели новенькие бурли, целых пять тысяч, и это очень повышало настроение. Следующую неделю можно было прожить, ни в чем себе не отказывая – оплатить доступ к «Властелинам Бури», где вышло новое дополнение, и обновить прошивку на игровом железе. А, и еще отдать долги Маху Плотному. Тот утверждал, что уже набежало почти полторы тысячи, но Андреас не стал проверять.
Он нашел деньги, и это главное.
Завтра он заработает еще. Может быть, хватит на новый «Максимус 9700», но это только мечты…

- Так, парень… - лысый мужик в сером халате, напоминавшем по покрою мундир, критически осмотрел Андреаса с ног до головы, и хмыкнул. Но продолжил мягким голосом, чуть подтягивая гласные, словно был уроженцем столицы: - Вот железо, вот комп, вот очки дополненной реальности, вот гарнитура для связи. Комп включаешь, он находит девайсы, и после этого ты к нему прикасаешься, только чтобы посмотреть карту. А, и еще аптечка. Затянешь ремень на преплечье, коробку – зубцами к коже. Если вдруг станет плохо, или потребуется взбодриться – она сама тебя уколет.
Андреас пожал плечами. Ему было фиолетово на все эти прибабахи, но на наркоту садиться не хотелось.
- Ширево? А не кучеряво для первого рабочего дня? – юноша позволил себе улыбнуться, и, подрагивая коленками от собственной смелости, взглянул в глаза лысому. – Сколько вмазок до ломки?
Глаза мужчины в сером халате потемнели, приобретя оттенок предгрозового неба.
- Сынок, ты слишком мало стоишь, чтобы тратить на тебя наркотики! – он сжал кулаки, и махнул рукой на горку оборудования и ремней. – Там стимуляторы и глюкоза, дурень… Пока ты на маршруте, тебе нельзя есть, только пить. Забыл инструктаж?
«Собаке своей поори, хрен лысый! – подумал Андреас, мысленно показывая мужику средний палец. – Ладно, стимы так стимы…»
- Окей, - произнес он вслух, и потянул сбрую, неловко пытаясь затянуть пряжки. – И кто такое придумал?...
- Давай помогу, - лысый тремя движениями застегнул ремни, и зафиксировал их. – Удобно?
- Может, еще и попрыгать? – отгрызнулся Андреас. – Удобно, блин.
- Был бы ты у меня в роте, и попрыгал бы, и парашют уложил, и автомат вычистил… - нахмурился отошедший в сторону мужик. – После трех нарядов вне очереди…
Андреас почувствовал интерес. «Так он военный! О, пля… Десантник? Но их же расформировали…»
- А вы военный, доктор…? – спросил он, включая комп, мигнувший синим огоньком.
- Какой я тебе доктор… - ответил ему мужчина, присаживаясь за облезлый пластиковый стол, и зажигая большой монитор. – У тебя паршивая память, сынок. Меня зовут Матиш Грэй. Позывной «Свинец», и это вовсе не самец свиньи, как ты мог подумать.
Андреас тихонько хрюкнул, прикладывая аптечку к предплечью. Острые иголочки инъекторов кольнули кожу.
- Смешно, доктор Грэй, - юноша поднял взгляд. – Потому что у меня похожий псевдоним в сети. «Свинцовый паровоз».
- Ты пока что только на дрезину тянешь, мелкий слишком, - пряча улыбку, отшутился Матиш, но было видно, что ему приятно. – Что же касается службы… Да, было дело. Аэродесантные войска. Моя рота воевала в приграничье, в горах. Был там один паршивый городишко…
- Угу, - Андреас посмотрел на экранчик компа. Там светилась тусклая карта ближайших районов, на которой пульсировала тонкая красная линия. Были еще какие-то точки, но после вчерашнего инструктажа в голове не осталось ничего – вечер в «Беседке Альвараса» был долгий и очень, э-э, нетрезвый. – Готово. Карта загружена. Доктор Грэй, а вы потом мне расскажете про войну?
- Дуй на маршрут, Дрезина, - Грэй усмехнулся, выводя на экран карту. – У тебя сегодня маленький участок, часа на два. Вернешься, и поговорим, если время будет.
Он отвернулся к монитору, показывая, что разговор окончен, и показал большим пальцем на дверь.
- Окей, доктор. – Андреас вздохнул, и натянул поверх «сбруи» тонкую куртку. Осень была теплой, но ветерок с разлива иногда задувал очень бодрящий. «До глубины души, пля». – Ну, я пошел?
- Топай, топай. – Грэй водил по карте указателем, что-то записывая в файл. – Потом сразу ко мне.

Краткое досье.
Андреас Гнейес, псевдоним «Свинцовый паровоз», позывной «Дрезина». Возраст – 18 лет. Уроженец Северного Патербурга. Этническое происхождение – титульная нация, без примесей низших рас. Характер – мягкий, склонен к лени и праздности. Имеет сетевую и игровую зависимости. В связях с криминалитетом не замечен. В настоящее время – подопытный №2258 лаборатории д-ра Каннингема.

В очках было немного непривычно. В отличие от дешевых моделей, они имели оправу из биопластика, и словно приклеивались к коже, избавляя от ощущения давления и неудобства. Но не это радовало Андреаса, совсем не это… Не было назойливой рекламы, не мигали социальные указатели, перед глазами не мельтешили сообщения из сети от всяких уродов. Прибор честно показывал картинку улицы в старом заводском районе, только изредка намекая неяркими указателями на чек-пойнт маршрута. Идеальное устройство с непонятными функциями.
Тяжелее обычных визоров в три раза, с массивным корпусом, напичканной электронной требухой неясного назначения.
«Не иначе, военные испытывают новые программы. Или очки и есть самое главное? – Андреас на ходу развлекался тем, что придумывал возможные объяснения своей новой работы. Бессмысленно, на первый взгляд – ходи себе по улицам, смотри через очки, делай пометки в маршруте, и получай пятьсот бурлей в день. – Но почему так много платят? И там еще что-то было, насчет премии...»
Неожиданно он остановился. Просто потому, что дальше идти не хотелось. Ноги не двигались.
Перед Гнейесом в воздухе что-то было. Полупрозрачное, почти неощутимое… Напоминавшее не до конца рассеявшийся туман, сгустившийся в большую линзу - чуть наклоненную под углом к земле, и уходящую в дасфальт…
Андреас, помотав головой, сдернул с лица очки. Гаджет тихонько заверещал, и в наушнике сразу же раздался недовольный рык лысого десантника:
- Ты что, с… скотина, делаешь? Надень девайс на место, и не шевелись, едрена вошь тебе в выхлоп!
- Матиш, Матиш, тут хрень какая-то в воздухе… была… - Андрреас недоверчиво покрутил головой, осматриваясь. Вроде бы что-то серебрилось перед ним, как паутинки, которые скоро понесет ветер. Но при любом движении глаз это что-то исчезало, растворяясь. – Как будто пытаешься увидеть вчерашнюю галлюцинацию…
- Едрить тебя, надень очки, придурок! – Грэй уже почти орал в микрофон. – Бегом, с-скотина недоношеная! И тыкай в сенсор на компе, идиот! Ты что, совсем безмозглый? Тебе же объясняли…
- Д-да, с-сейчас… - порядком струхнув, Андреас натянул визор. Биопластик стянул кожу на лбу, руку что-то кольнуло, но юноша не обратил на это внимания, всматриваясь в пространство перед собой. Смешно, но внутри билась мысль: «Пля, это же портал! А если оттуда вылезет бронированный шееед, как в «Нашествии из Зазеркалья»? Пля, я не хочу умирать от его укуса!»
Стеклянисто поблескивавшие ниточки через очки смотрелись полноценным молочно-белым кругом, туманящимся по краям. «Он более плотный…»
- Что? – раздалось в наушнике, и Андреас понял, что сказал это вслух.
- Плотный он. Круг. В воздухе… Метра два в диаметре… - Гнейес судорожно ощупывал пластик корпуса компа, пока не обнаружил кнопку. – Вот, смотрите!
Грэй помолчал, а потом быстро спросил:
- Стимуляторы колол?
- Что? Да, что-то там такое было… - Андреас заворожено наблюдал, как туман перетекает в линзе. Что-то подобное, наверное, наблюдают космолетчики, когда смотрят с орбиты на циклоны, которые медленно ползут по планете…
- Понятно. Зафиксировал, Дрезина. Обойди точку, и двигай дальше. У тебя еще маршрут…
- Ага. Да. Сейчас…
Ему жутко хотелось сунуть руку в этот туман, и посмотреть, что будет. Но осторожность и страх все же победили любопытство, да и Грэй, который наблюдал за ним через визор, тоже не способствовал… «Вернусь сюда ночью. Место приметное. – Подумал юноша, запоминая потрескавшийся кирпич фабричного корпуса, некрашеный столб энергосети, и разбитую плиту тротуара рядом с разобранным да станины грузовиком. – Пля… Может, они пришельцы? Да и хрен с ним. Что там, за порталом?»
С этими мыслями парень вернулся на маршрут, старательно обойдя молочный туман, и двинулся дальше. Андреасу было непонятно, почему он остановился, и не мог двинуться с места. «что за херня? Я их… Могу видеть? Порталы? Пля. Пля! Я крутой! – билось в сознании, и Гнейес чувствовал, как его пробирает дрожь, а по телу разливается тепло. – У меня есть супер-сила!»

«Дурень ты, Дрезина… - думал экс-капитан Грэй, следя за разбитым на прямоугольники экраном. Пацан хорошо шел, и второй портал встретил уже увереннее, нанеся его на карту, и даже умудрившись правильно нажать на кнопку. Но Матиш представлял, что творится в не отягощенной мозгами черепушке юноши, и мог ему только посочувствовать. – Сейчас ты думаешь, что уникален. Потом ты припрешься ночью к первой точке, и, может быть, даже ее найдешь. Сунешь туда руку… И что? Вот именно. Ничего. Чтобы пройти сквозь дырку, надо нечто большее… Потом ты будешь нас шантажировать, угрожать раскрыть тайну ГосДепартаменту, бандитам, или еще кому. Потом сдашься, и будешь ходить по маршрутам, как собачка, гавкая на аномалии, и получая за это косточку в виде хрустящих купюр. А вот дальше… Дальше у тебя есть шанс. Не прогреби его, пожалуйста, сынок… Может, хотя бы ты найдешь для нас лазейку к звездам. Может, Герних найдет, наконец, рецептуру своего варева...».

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Доктор Спенсер. Клевок жареного петуха.

Только что понял, что был слеп, как котенок в снежную пургу.
Кто из нас по-настоящему свободен? Из нас, кто служит (или служил) Корпорации? Внутренняя служба? Нет, они не видят ничего дальше того мира, где работают. Охрана? Агенты внешней Службы? Увольте-с, видеть несколько Параллелей и Линий, одни и те же, год за годом… либо, во втором случае, с высунутым языком носиться по заброшенным и ненаселенным теням миров, преследуя очередного преступника, который, может, не так уж и виновен.
Торговцы? Да для них вообще все миры сливаются в один большой базар, различающийся только товарами и цветастостью костюмов продавцов!
Исследователи и десантники? Да, они видят больше, и чаще вдыхают свежий воздух новых мест… Чтобы свалиться, посинев и корчась, от неопознанного сканерами микроорганизма, или получить стрелу с неизвестным ядом в щель между пластинами доспеха. С тем же исходом. Хотя, да – свободы у них больше, как кажется.

Но только – кажется. Мы все – рабы. Слуги. Собаки на цепи, только одних кормят помоями, а других – мясом, и длина цепи у всех разная…

Я возвращаюсь к Кодексу и Уставу, вчитываясь в их слова. Когда-то они были исполнены света и Истины, и придавали смысл жизни. Сейчас слова пусты, как заброшенный колодец в иссохшем оазисе, где скелеты деревьев заносят неторопливые дюны. Я не могу понять, как раньше верил в них.
В одном я убежден – Сеть в том виде, в каком она сейчас существует, все же дает больше, чем отнимает. А когда-то давно это была великолепная идея, живая и гениальная. Так было, пока Директорат еще существовал вне отрыва от реальности, и люди работали за идею, и ради общего дела.
Когда появились блоки лояльности и новым служащим стали стирать память, изменять личность и вообще разрешили превентивную психохирургию – Корпорация умерла. Да здравствует Корпорация…
Организация стала монстром. Сотни и сотни миров ложились в основу Сети, новых агентов загоняли на кресла коррекции вереницами… Некоторые из них были в наручниках! Корпорация не гнушалась принимать в свои ряды изгоев и преступников (по местному законодательству, разумеется)… Действительно, почему бы и нет? Матрица личности, стирание памяти, глубокие блоки лояльности…

Черт, я до сих пор не могу поверить той записи, что просмотрел недавно, на Каталонии. Курва мать, нельзя же так. Двадцать молодых парней, от восемнадцати до двадцати с хвостиком. Изнасилование, ограбление, разбой, убийство, политическая неблагонадежность, оскорбление действием… Даже вербовщики в средневековые армии были более корректны, спаивая рекрутов столетия назад – они хотя бы не убивали сразу. С этим прекрасно справлялись многочисленные поля боя…
Пятеро не выжили. Сработали блоки лояльности, выжигая мозги. Им не ставили импланты, не внедряли гаджеты – коррекция, лояльность, убрать трупы, следующая партия несчастных. Ненавижу Испанский сектор!

Впрочем, а кто я сам? Кем был до того, как влился, мать его так, в ряды Корпорации? Преступником? Шпионом? Неудачником? Или, может быть, от меня так избавились, например, конкуренты? А, может, я сам предпочел такой изощренный способ самоубийства? Не знаю.
Стоп. Почему не сработали блоки лояльности? Почему я вообще могу размышлять об этом свободно, и записывать мысли в дневник? Почему я могу действовать вопреки Уставу, как во время операций, так и сейчас? Непонятно. Что произошло? Что изменилось? Почему все так происходит?

У меня нет ответов. Но обязательно будут. Как только я…

Из личного дневника С.Спенсера, сотрудника Службы Расследований Корпорации (в отставке). Неопубликованное.


Борт транслинейного экспресса, пассажирский отсек класса «А», кают-купе 12.

Стук в дверь отвлекал. Док попытался сосредоточиться, и вернулся к мерцающему перед его внутренним зрением экрану настройки имплантов. «Уровень нанов в крови низковат, надо бы пополнить… Ближайшая Станция – через три остановки, четыре Линии севернее, - Спенсер деловито почесал нос, облезающий после жаркого каталонского солнца, и порадовался, что жару сменил холодный климат Нордического Сектора. – Так, что там происходит, черт возьми?»
Он провел рукой по сенсору рядом с плотно задраенной дверью, подождал несколько секунд, и чертыхнулся. На этом экспрессе даже в классе «А» была установлена устаревшая техника, и архаичные механические устройства…
- Что случилось, стюард? – совладав с отполированной рукоятью двери, поинтересовался Док у затянутого в пышный мундир члена экипажа. – Вы мне помешали…
- Доктор, со всем уважением, - согнулся в поклоне сутулый парень, придерживая руками в белоснежных перчатках приоткрытую дверь, - капитан просил вас, господин, проследовать в центр связи. Это второй вагон, прошу простить…
- А зачем я понадобился в центре связи, капитан не просил передать? – надевая маску высокомерной раздраженности, спросил Спенсер, натягивая пиджак и поправляя манжеты серой сорочки. – У меня важная деловая встреча в Линии Мерса, и я не хотел бы прибыть туда в неподобающем состоянии рассудка…
- Никак нет, доктор, капитан не сообщил, - стюард еще раз поклонился, обозначив направление к голове поезда. Там, за мощным локомотивом, в трехэтажном вагоне, помещались командная рубка, каюта капитана и отделение транслинейной связи.
«Сообщение, – подумал Спенсер, следуя по мягким коврам к межвагонному шлюзу. – Но от кого? Кловис? Нет, он предпочитает менее дорогие способы связи, и любит личные беседы. Полковник? До окончания отпуска еще довольно долго, да и зачем задействовать публичные линии, если можно послать сигнал на встроенный коммуникатор…»
Радист поднялся, и отсалютовал вошедшему в тесную каюту Спенсеру, после чего молча протянул ему тяжелые пластиковые наушники, и ткнул пальцем в мигающую кнопку. Пока Док устраивался в неудобном кресле и натягивал на голову непривычную конструкцию, дверь скрипнула, и он остался на посту связи один.
Сквозь шипение помех прорвался знакомый голос, диктующий шифрогруппы, а потом потоком полилась быстрая сбивчивая речь с кастильским акцентом. Импланты мгновенно подхватили поток кодированного текста, и Спенсер, прикрыв глаза, уставился на побежавший перед глазами текст.
«Друг мой, это суперинтендант Боргес. Мы с тобой не так давно виделись в неплохом трактирчике, названном в честь одного важнейшего в нашем деле органа. Напоминаю, что оставленную безделушку я уже пристроил, чему ты, наверняка обрадуешься. Остаток после моей комиссии упадет тебе на счет в Сетевом Банке… - в этом месте жаркая речь Гомеса на секунду прервалась, пока маленький интендант набирал воздух для следующей тирады. – Извини за беспокойство, и за этот код – но по-другому не получается. То, чем ты интересовался, будет ждать тебя в Нордхельме, на Станции, в почтовой ячейке на имя нашего общего знакомого, который так любит шляпы и накидки. Но будь осторожен – пойло адски жгучее, такой текилы я не видел уже сто лет, клянусь моими усами и честным именем! Возможно, местный бармен поможет тебе с рецептом коктейля, но я бы не рассчитывал – северяне очень плохо относятся к нашим напиткам, а уж тем более к таким ядреным. Пей осмотрительно. На Севере очень привязчивые служители закона и коменданты… Кстати, если нужно будет снять похмелье, обращайся к моему коллеге, он всегда держит под рукой этот проклятый рассол. За умеренную плату может даже доставить, куда скажешь. Удачного тебе пути, и, клянусь Святой Марией, хорошего отпуска! Бывай, гринго…»
Последние слова Боргес произнес без кода, и Спенсер улыбнулся, вспоминая ушлого каталонца. Но двойное кодирование и недомолвки с оговорками серьезно насторожили Дока – чуткое ухо агента уловило нервозность, тщательно скрываемую Гомесом за скорострельной речью и бодрым тоном. «Кажется, предприятие будет не таким уж простым, - подумал он, и напрягся. – Черт возьми, куда я вляпался? И где сейчас чертов Инульгем?»
Удостоверившись, что запись стерта, Спенсер покинул помещение, и, с благодарностью кивнув радисту, направился в вагон-ресторан, где за кружечкой светлого пива принялся размышлять о дальнейших действиях.
Забрать данные из базы Станции, запастись нанами и кое-какой аппаратурой у тамошнего интенданта, и двигаться дальше – эти шаги были понятны и естественны. «Но почему мне так маятно и странно? – подумал Док, отпивая из высокого бокала. – Словно мне в спину целятся из снайперского комплекса с лазерным наведением. И палец уже лег на курок, выбирая свободный ход…»
За панорамным окном мелькали заснеженные леса и холмы, лишь изредка прерываемые небольшими хуторками и заимками, окутанными серебристыми куполами силовых полей. Параллель Имирхельм славилась не только мехами и украшениями ручной работы, но и жесточайшими зимами с морозами, до минус восьмидесяти градусов универсальной шкалы. Выжить тут можно было с трудом – потому селения и прикрывались силовыми преградами, а местные жители носили огромные меховые парки, и зарывали свои жилища в снег на несколько метров. «Если бы не полезные ископаемые, Корпорация сюда и не сунулась бы, - мелькнуло в голове Спенсера, пока он созерцал сверкающий белизной пейзаж. – Жить в середине эпохи глобального оледенения и морозить задницу ради мехов и костяных фигурок - дураков нет. Пара миллионов туземцев не в счет, да и что они могут сделать?»
Ему не было жаль фактически порабощенных жителей Имирхельма – в конце концов, у них была еда, их обеспечивали медицинской и бытовой техникой, учили и заботились о развитии. В обмен на ресурсы – но в этой вселенной принято за все платить… «Это их судьба. Они сами ее выбрали,- подумал Док, но сразу устыдился своей мысли. – Эй, что я несу? Кто их спрашивал, когда геосканеры заверещали над месторождением лантанидов или редкоземельных металлов? Еще один мир в Сети, каждому аборигену – по унитазу с подогревом, и проходческие щиты врезаются в скалы. Черт. Одно и то же. Везде. Только унитазы разной формы…»
Экспресс нес его сквозь сияющую пустыню к Станции, и с каждой проглоченной атомным поездом милей к Доку приближалась судьба. Только он не подозревал об этом.

После визита к коменданту и долгого обстоятельного разговора о целях визита Спенсер направился на поиски местного интенданта, по пути пытаясь разобраться в локальной инфосети. Она оказалась неожиданно сложной и замороченной, с множеством ловушек и фильтров, и Док с трудом смог найти нужную ячейку памяти.
Забрав необходимые в путешествии вещи, упакованные в минимизатор, Спенсер на несколько минут присел в рекреационном холле у чахлой пальмочки, и, вскрыв банку энергетика, развернул инфопакет.
Данных там содержалось на удивление немного.
«Доктор медицины Льюис Джероми Гриффин, старший оператор Медкорпуса Корпорации, Линия Европа-2158, Основная последовательность. Доказана измена Корпорации, изъятие секретной информации, нарушение Устава и уложений Медкорпуса. Местонахождение неизвестно. Подозревается в нелегальной врачебной практике и вмешательстве в процесс подготовки лояльности сотрудников. При задержании любыми способами сохранить жизнь. Награда объявлена в секторах Центр, Испания, Норд, Юг. Расследование ведется без срока давности».
Фотография совершенно обычного человека с воспаленными глазами и недовольным выражением лица.
Несколько файлов с перечнем предполагаемых мест присутствия подозреваемого: «последний раз замечен в Параллели 2041.А.21, Периферия».
И, наконец, короткая записка от Боргеса, гласившая: «Док, беги немедленно. Эта информация засекречена, и после прочтения тебя будут преследовать. Я запутал следы, как мог, но лучше нам не встречаться. Извини, так вышло». Через секунду записка стерлась из пакета, а по спине Спенсера поползла струйка холодного пота.
«Доктор Гриффин, какая же ты сволочь! Найду – прибью нахер, - собравшись, подумал Док, и приготовился быстро двигаться, много говорить, и, возможно, даже немножко убивать. – Скотина безрогая, с преступлением без срока давности. Ур-рою!»

До зала перехода было далеко.

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Доктор Спенсер. Измена

Одни уходят, а другие остаются на века
Кто я - беспечный ручеёк или глубокая река?
Что через годы скажет сын, когда и сам уже седой?
Что будут помнить обо мне и кто последует за мной?
Дай Бог мне сил, чтобы достойно подойти к своей черте
Ведь я не просто так солдат… Я – команданте Че.

Александр Ф. Скляр – Команданте Че


Я делюсь с вами самым сокровенным, что у меня есть. Я отдаю вам то, что вы никогда бы не узнали, и никогда бы не попробовали. Я дарю вам свои мысли.
Черт его знает, зачем я вообще это делаю… Когда-то это был дневник, скрытый в глубинах сетевых баз данных, потом – курс лекций для жителей отдаленных Параллелей, затем – письма, которыми я обменивался с близкими мне людьми. Дневник я удалил, когда увидел в нем чужие правки и критические комментарии местных сетевых кодеров. Курс лекций закончился, когда я потерял надежду на нормальную человеческую жизнь и окончательно поверил в идеалы Корпорации. Письма… это были бесплотные сообщения, доставляемые забавной программой-почтарем, стилизованная фигурка которого молча улыбалась мне с экрана компа, но сейчас у меня нет доступа в Сеть.
Цикл завершился.
Я снова веду записи, которые хранит в себе старая тетрадь, прошитая суровой ниткой, и заключенная в толстую кожу какой-то рептилии. Изготовленная в удаленном от Метрополии секторе, она не содержит никакой техногеники, кроме линейного трансформатора. Последний позволяет уменьшить размеры этого бумажного монстра до маленького блокнотика, и создает силовое поле, защищающее чернила и страницы от песка, пепла и дождя.
Я даже пытаюсь зарисовать самые интересные моменты, увиденные мною в моем безумном поиске, но Творец, или кто у нас там главный создатель всего и вся, не дал мне таланта художника.
Как бы то ни было, это – моя нынешняя жизнь.
Странная, рваная, и непонятная.
Я скучаю. И мне плохо. Не в медицинском смысле, до этого пока далеко. Но вот внутри что-то шевелится, и это совсем не глисты, как сказал бы один мой не в меру саркастичный сотоварищ. Это душа пытается проснуться.
По крайней мере, мне хочется в это верить.

Из личного дневника С. Спенсера, сотрудника Службы Расследований Корпорации (в отставке)
Датировка невозможна, местоположение не установлено.

***
Инульгем, присев на корточки, грел руки над электронным костром, и тихо улыбался. Вокруг возвышались скалы – изломанные, режущие взгляд и давящие на разум. С острыми, как ножи, гранями и странными разводами. Серые лабиринты камней, валунов, гранитных осколков и базальтовых игл скрывали внутри уютную пещерку. С родником и парой заляпанных бурым и коричневым плит известняка…
Безжизненная Параллель, снабженная никому не нужным номером по классификатору миров. Тут не было ни животных, ни растений, а мелкие океаны колыхали свои мутные воды, которые никогда не рассекали плавники рыб – только островки простейших водорослей, зеленых и синих, плавали в солоноватой влаге.
Тут можно было дышать, и даже жить – недолго, конечно. Кловис коснулся туго набитого мешка, и блеснул зубами в широкой улыбке. «Не место красит человека, а человек засирает место, - подумал он, на ощупь доставая тонкие сигары. – А тут даже гадить не хочется».
Большой Караванный путь проходил всего в двух милях севернее, по пробитому годы и годы назад ущелью, протянувшемуся между двумя природными порталами. Белые круги раскрывались раз в шесть часов, исправно пропуская группы вооруженных людей и тяжело дышащих животных, нагруженных тюками и свертками. Три километра каменистой пустоши, и пришельцы исчезали в молочном свечении, перешагивая границу с отдаленными Линиями Серого сектора. Иногда караваны сопровождали солдаты или наемники, изредка – тяжеловооруженные десантники или штурмовики Корпорации. И уж совсем редко на этом унылом пути попадались одинокие странники.
Такие, как Инульгем. Он бывал здесь регулярно, наведываясь к двум алтарям каждые три-четыре года. Отсюда было хорошо разговаривать с богами. Или просто отдыхать от людей. Или… Впрочем, сегодня не было ни разговоров, ни отдыха – всего лишь работа, скучная и надоевшая.
Нож взрезал тючок, освободив криоконтейнер с пометкой «Центр трансплантологии Минор Магис», и на известняк легло дымящееся от испаряющегося консерванта человеческое сердце. Прикосновение пальцев, нажатие – и оно начало сокращаться, хрустя замерзшими тканями, и брызгая осколками льда и крови. Несколько слов, обращенных к мутной полосе в небе, заменявшем здесь Луну, и над сердцем появилось мутное облачко, а само оно словно усохло и потеряло краски. Еще пара ударов – и на алтаре остались только осколки, расплывающиеся пятнами крови, и лужица хладагента.
Боги приняли жертву.
«Следующая остановка – Пустыня, - подумал Инульгем, бросая контейнер к стене пещеры, и раскуривая очередную сигару. – Сменить Параллель, и добраться до этой жопы мира, где видели сраного доктора. Когда-то давно. Сволочь. Какая же он сволочь…»
Сплюнув прилипшую к губам крошку табака, Кловис сказал вслух, чуть растягивая гласные:
- Вот только кто из нас – бОльшая сволочь, доктор? Я или вы? Охотник или жертва?

От входного круга раздались выстрелы из крупнокалиберных винтовок. Тугие щелчки неслись над скалами, рождая эхо и ощущение тревоги. Иногда караваны пропадали здесь, и Инульгему вовсе не хотелось сейчас выяснять, почему. Он подхватил мешок, полегчавший и уменьшившийся в объеме, и направился к ущелью, скользя по россыпям мелких камней и щебня. Повернув за скалу, Койот позволил себе расслабиться, и облизнул губы длинным языком. Ему стало смешно.

Теперь, когда невидимый палец указал на выходной круг портала Пути, и дальше, за его пределы, Инульгем успокоился, и втянул холодный воздух раздувшимися ноздрями. За порталом его ждали. «Ну и хрен с вами, - подумал Охотник, привычным жестом проверяя, как вытаскивается прозрачный клинок из ножен, скрытых в ремнях. – Не хотите жить – не мешайте жить другим…» Но еще глубже, за нарочитым бурчанием и жестами, скрывался зверь. Который сейчас очень хотел крови…

***

Спенсер нервно постукивал пальцами по узорчатому бортику деревянного бюро. В кресле напротив развалился тучный идальго, затянутый в темный костюм, расшитый серебром и драгоценными камнями. Из-под некогда щегольской шляпы коменданта, надвинутой на лицо, свисали длинные усы, украшенные серебряными же бусинками, и погасшая сигара толщиной с запястье.
«Сиеста, драть ее в корень, - морщась, как от зубной боли, подумал Спенсер, стоически сдерживая порыв натянуть шляпу по самые локти ее владельцу, и сплясать качучу на голове этого гибрида слона, коменданта и человека. – Ненавижу Испанский сектор!»
Негромкий перезвон из глубины стола возвестил об окончании сиесты, и пробудил идальго к жизни. Комендант сдвинул толстыми пальцами шляпу, приоткрыв заплывшие глазки, и изобразил на лице участливую улыбку:
- Агент Спенсер! Мадре диос, рад вас видеть здесь, на благословенной земле Каталонии! – голос у идальго оказался неожиданно глубоким и низким, словно у оперного певца. «Впрочем, кто мешает ему, сняв пропитавшиеся аристократическим потом тряпки, выступать на сцене «Опера Гранде Каталона»? – подумал Док, натягивая на лицо ответную улыбку. – Господь всемогущий, сколько миров, столько уродов. И все разные. И почему у меня не получается общаться с нормальными людьми, хотя бы изредка?»
- Команданте, поверьте, я рад и безумно счастлив пребывать в отделении Корпорации на Каталонии, где чувствуешь себя, словно дома, и даже лучше! – Спенсер попробовал улыбнуться. Получилось так себе. Он поправил небольшую сумку, перекинутую через плечо, и одернул манжеты гражданского костюма. Бирюзовый камзол, кружева, обтягивающие панталоны – все эти вытребеньки невероятно бесили. – Но ваш покорный слуга только пришел в себя после карантина и рекреационных мероприятий, и не успел насладиться красотами вашей родины лично, а не через посредство экранов и голо.
И Док протянул над полированным деревом столешницы карточку с допуском. Ему было нужно подтверждение для выхода в город.
- Конечно, конечно! И, не будь я Санта-Мария дель Гато да Рива, если вы немедленно не получите разрешение внутренней службы… - Санта-Мария положил карту на считыватель, и углубился в настольный экран. Уроженцы Испанского сектора традиционно не доверяли высоким технологиям в лице нанитов, голографических интерфейсов и силовых полей, предпочитая старые верные сенсорные экраны, коммуникаторы и бронекостюмы. А еще они делали великолепные сигары, зажигательную текилу и хорошее вино. Видимо, потому этот сектор был так пламенно любим контрабандистами, дилерами и просто нехорошими, с точки зрения Спенсера, людьми. «А еще на большинстве Линий сектора безбожно жарко и влажно. Или сухо. Или находится еще какая-нибудь напасть, типа испанского сапожкового гриппа или проказы Колумба, - Спенсер тихонько вздохнул. – И почему Инульгем направил меня именно сюда?»
- Да-да, благородный сэр, - закончив тыкать пальцами в экран, да Рива стащил с головы шляпу, и вытер обширную лысину мятым платком. – Очень рекомендую посетить собор Святой Марии Каталонской, он как раз напротив квартала Лос Чикитос, не ошибетесь. По замыслу архитектора, здание собора должно было напоминать обитательницам этого гнезда разврата о бренности сущего, и призывать их вспоминать о своей душе… Но вышло как-то наоборот. В общем, столица Каталонии с радостью примет вас, агент.
Комендант в очередной раз улыбнулся спенсеру, но в глубине его маленьких глазок блеснуло нечто, похожее на злость. Или злобу. Док почувствовал себя неуютно, но выдержал взгляд Санта-Марии, и, рассыпавшись в многословных благодарностях, оставил коменданта наедине с его экраном, шляпой, сигарой и бутылкой текилы в ящике бюро. Эту самую бутылку Спенсер лично преподнес да Риве накануне, потратив едва ли не тысячу единиц на адское пойло…

За пластометалическими дверьми, распахнувшимися в послеполуденную жару, расстилалась огромная площадь, исходящая маревом. Где-то там, за колышущимся воздухом и пылевыми смерчиками, Дока ждал трактир «Молодая Печень» и один очень полезный, но очень занятой испанец, с которым его познакомил Кловис. С тех пор прошло много лет, но кто их считает? Это же не деньги…

В трактире было неожиданно прохладно и безлюдно – сиеста недавно завершилась, а до вечернего стаканчика вина было еще очень далеко.
Хозяин заведения, высоченный мадридский негр, восседавший за стойкой, словно король, небрежно указал пальцем в сторону неприметного кабинета. Спенсер кивнул в ответ, и скрипнул дверцей.
- Здравствуй, - поднял на него взгляд от наладонника смуглый невысокий человек в парадном сером мундире интендантской службы. Судя по галунам и золотому шитью, за время, прошедшее с последней встречи, друг Кловиса взошел еще на несколько ступеней по иерархии тыловых служб.
- И тебе не болеть, Боргес, - Спенсер присел на изящный стул темного дерева, и пристально посмотрел интенданту в глаза. Он не совсем понимал, с чего начать – в голову лезли мысли о базаре, торговле и партии контрабанды, которую недавно накрыли безопасники неподалеку, тремя Параллелями выше.
- Слушай, друг мой, у меня много дел и мало времени. Давай, выкладывай, зачем пришел, мы быстренько договоримся, и разлетимся, как в небе корабли. – Боргес хитро прищурился и провел пальцем по тонким усикам. - Ты ведь к чикитам шел?
- Я к тебе шел, вообще-то. Чикиты – только повод… - Док подумал, что здешнее словоблудие начинает напрягать, и вздохнул.
- Ай-ай, такой хороший молодой человек… был, - интендант тихонько засмеялся. - И туда же, по мальчикам… Не увлекаюсь!
- Остынь, омбре. Тебе нужно меньше смотреть порно и работать сверхурочно. Ты мне нужен как интендант, а не как мужчина, Гомес, - Спенсер поморщился, и налил себе из запотевшего кувшина немного вина.
На смуглом лице Боргеса промелькнул интерес:
- О, птичка принесла в клювике… А что, кстати, принесла птичка?
Спенсер снял с плеча сумку, и достал небольшой изолирующий контейнер, в котором блеснул сероватым металлом шар дезинтегратора. Оружие неизвестного происхождения долго лежало в тайнике, и вот, кажется, его время пришло…
- Вот, смотри. Выемка для большого пальца, если сжать – генерируется широкий луч дезинтегратора, - Спенсер помолчал, и добавил: - Порталами и наблюдательными постами не засекается.
- Причудливая вещица. Где нашел? – Боргес натянул на ухоженные руки тонкие перчатки, и осторожно ощупал шар, поглядывая в наладонник. Спенсер вздохнул еще раз:
- Во время задания, на помойке.
- На помойке, или на Помойке? – интендант снял перчатки, и улыбнулся.
Док подумал, что интуиция не зря не советовала ему обращаться к этому въедливому торгашу, и неожиданно вызверился:
- Иди в задницу, мучачо! Ты прекрасно понял, что я хотел сказать…
- Да, понял. Но наблюдать твою перекошенную рожу, гринго, бесценно, - Гомес снова тихо рассмеялся, наблюдая за собеседником. Тот отхлебнул вина и старался успокоиться. - Пробовал в деле? Откуда знаешь, как пользоваться?
- Наблюдал. Сам не применял, потом сложно было бы доказать Комиссии по Контролю, что я не гуано.
- А тот, кто использовал эту… штуку?
- Он уже никому не расскажет, не бойся. Автоклавирование и биореактор, - пожал плечами Док, вспоминая двоих федералов, рассыпавшихся пеплом. «Ангел заслужил такую казнь», - промелькнуло в его сознании.
- Отвратительно… Чего вы только, гринго, не придумаете… - Гомес уставился на оружие. - Ну надо же, как похоже на бейсбольный шар…
- Ты швы нарисуй, не отличишь. Размер совпадает, - Улыбнулся Спенсер, представляя себе интенданта с битой в руках. «Нет, биту лучше держать мне. И даже пару раз ударить. Прямо по этой ухмыляющейся роже. Господи, ну какие же мы все уроды…»
- Ага… Так… - интендант положил дезинтегратор обратно в контейнер, и мгновенно стер улыбку с лица. - И сколько ты за него хочешь?
- А сколько дашь? – Спенсеру было противно. Он никогда не торговался просто так, из любви к искусству, и сама мысль о том, чтобы устраивать это ненужное представление, была ненавистна. Но так было необходимо. «Ладно. Кловис, я тебе это припомню…»
- Ну-у, друг мой бледнолицый, скажем… Пятьдесят тысяч? – Боргес прикоснулся к экранчику наладонника, и что-то проверил.
Спенсер пожал плечами, и снова отхлебнул вина. На редкость неплохого, кстати.
- Допустим. А сто килоединиц слабо?
- За разряженный образец непонятной хрени с очередной помойки? Сто тысяч? – интендант натурально выкатил глаза, и привстал со своего стула. - Гринго, твои мозги не выносят кастильского солнца, они текут со страшной силой! Да чтоб моя сестра стала последней шлюхой, шестьдесят!
- У тебя нет сестры, Боргес. И братьев нет, - устало откинулся назад Док, ловя взгляд Гомеса.
Интендант снова полез в коммуникатор, и пригладил усики:
- Да, дьявол, нет. Но больше семидесяти все равно не дам, и не проси…
- Мне не нужны деньги, друг, - подчеркивая последнее слово, Спенсер наклонил кувшин, снова наполняя свой бокал.
Боргес оживился, почувствовав выгоду. Смешной человек, который уже несколько десятилетий ворочал миллионными делами, обеспечивая почти весь сектор оружием, броней, предметами роскоши и новыми технологиями, сейчас с жаром предлагал свой товар, словно мелкий лавочник – прохожему в час пик на Трафальгарской площади Большого Лондона…
- Девочки, наркотики, современное оружие? Могу достать тяжелую броню, почти новую, от предыдущего хозяина отмыть – и сносу не будет!
- В задницу твою броню вместе с девочками… - Спенсер посерьезнел и сжал челюсти. «Вот оно!» - внутри замер холодок какого-то странного чувства. - Мне нужна услуга. Или информация. Смотря по тому, что ты можешь, интендант…
- Я? Я?! Интендант Боргес, который тридцать лет обеспечивает черный рынок Кастилии, Ламанча, Мехико и Тегусигальпе, мадре диос дель пута, первоклассным товаром – и не смогу?! Да ты охренел, гринго! – взвился Гомес, прищелкивая пальцами и вздымая руки театральным жестом, отработанным до автоматизма.
- Не кипятись, штаны намочишь. – Док говорил медленно и тихо. - Мне нужно узнать, кто именно, когда и где проводил мне коррекцию памяти.
- Ты спятил, гринго? Это же секретная информация… - кажется, Спенсеру все же удалось удивить интенданта. Теперь он начал нервничать, и потянулся к бутылке.
- Не можешь – так и скажи, я найду другого. А с тобой мы будем видеться немного реже, чем хотелось бы. – Спенсер подумал, и добавил: - Я не угрожаю, друг. Сам знаешь…
- Да уж… Задал ты задачку… Гринго, ты хоть понимаешь, что если тебя накроют, то ты уже не отмажешься?
Док подумал, что судьбоносные решения, пожалуй, редко когда принимаются в трезвом уме и полной памяти, и, внутренне наплевав на принципы, ответил:
- Знаю. Но мне как-то похрен, Боргес. Мне нужно имя. Имя и данные на специалиста.
- Я попытаюсь. Мячик забери, гринго. – Интендант отодвинул контейнер, словно тот был измаран грязью.
- Оставь себе, как предоплату. Потом поговорим о расчете. – сказал Спенсер, и подумал, пытаясь мыслить холодно и четко: «Кажется, это называется изменой. И я ее только что совершил…» Мысль приятно леденила позвоночник.
- Ну, как знаешь. Покупатели найдутся, незарегистрированное оружие всегда в цене, да еще и «невидимое»… - Гомес пригладил волосы, и махнул рукой. - Как предоплата, пута мадре, подойдет. Может, даже на пиво с перцем останется, хе-хе…
- Вот и славно. Теперь я – к чикитам, надо же увольнительную закрыть, - поднялся со стула Спенсер.
- Не надорвись, гринго! – засмеялся интендант, наливая себе в стакан золотистую жидкость из большой бутыли. - Наши девочки – горячие штучки!
- Ага, аж дымятся. Не кашляй, Боргес. И не пей много текилы, а то опять гравитанк продашь сепаратистам… - попрощался Док, и покинул кабинет, провожаемый возмущенными воплями покрасневшего интенданта, разлившего от неожиданности спиртное:
- Скотина, сколько лет вы мне все будете припоминать эту развалину! Чтоб вы сдохли, дьявол вас съешь, гринго грёбаные!

На улице вступал в свои права влажный и тягучий вечер, свежим ветром развевая листья ленточных пальм и высоких катальп. Дома «веселого квартала» расцвечивались зажигавшимися фонариками и гидролампами, превращаясь в сказочные замки, роскошные дворцы и иллюзорные пещеры Ала Ад-Дина… Издалека доносились обрывки танцевальных мелодий, женский смех, и звон бокалов. «Или шпаг, - подумал Спенсер, медленно направляясь к старому собору святой Марии. – Они тут все буйнопомешанные какие-то, ей-богу…»

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Доктор Спенсер. Узкий взгляд.

Инульгем закинул ногу на ногу, смешно взмахнув полами потрепанного пончо, и, уставив узловатый палец в Спенсера, наставительно произнес:
- Мальчик мой, ты слишком узко смотришь на мир.
- Я? Узко? Не смеши меня… - опешил Спенсер, отстраняясь на неудобном стуле. Слишком уж взгляд Кловиса напоминал два оптических прицела, направленных на Дока.
- Узко. Ты даже не помнишь, кем ты был до того, как встал под, кхе-кхе, стяги Корпорации. Ты видишь только то, что тебе решают показать. Все твои ощущения и переживания – разрешены и одобрены где-то там, в надмирных чертогах Директората и Службы. Тебя не отпускают ни на секунду, ни на миг… - Инульгем ударил раскрытой ладонью по столу. Стаканы, звеня, подпрыгнули. - Только ослабляют поводок, и дают насладиться так называемой «свободой». На день, на неделю, на месяц, или, не приведи создатель, на год… Но потом поводок натягивается, и верный пёсик спешит на службу, задирать лапку на те кусты, которые ему показали…
- Это не так! Я могу… - Спенсер почувствовал, как внутри него начинает подниматься странное темное чувство. Ярость? Обида? – Я…
В кабинет заглянул хозяин «Трех Лилий», привлеченный звуком удара и звоном посуды, но наткнулся на взгляд Инульгема, и прикрыл дверь.
- Когда ты в последний раз смотрел на звёзды? И видел не огоньки, но сферы, освещающие небеса иных миров? – Кловис провел пальцами по поверхности деревянных досок грубого стола, размазывая пролитое пиво. - Когда ты вдыхал воздух полной грудью, наслаждаясь ароматом прелой листвы или распускающихся цветов? Когда ты…
- Хватит!... Прекрати. Я… - Док вздрогнул, и замолчал. «Действительно, а когда? Когда я просто наслаждался жизнью, без оглядки на тикающий таймер отпуска?»
- Ты – слуга. Высокооплачиваемый, уважаемый хозяевами раб, которому позволено даже иметь своих рабов. И свой дом, и свой мир, и свое представление о мире, и, дьявол его забери, мнение! – Инульгем сорвался на крик. - Мнение!!! Управлять группой, разбрасывать щедрой рукой зараженные семена и высаживать ростки «нового направления жизни»!
Отдуваясь, он откинулся на спинку стула, и медленно допил свое пиво.
- Корпорация несет жизнь… - Спенсер неуверенно перебирал в голове аргументы, но ничего, кроме стандартных фраз из методичек и программ вербовки, на ум не приходило. – И насаждает право на…
- Чушь. Твоя любимая Корпорация несет чушь… Как, впрочем, и её теневая сторона, Консорциум. – Кловис нехорошо усмехнулся. Дока пробрало холодком и мурашки побежали по спине – такая ухмылка обычно доставалась жертвам Темного Охотника, когда Инульгем настигал их в каком-нибудь занюханном уголке удаленной Параллели. И крайне редко ее удостаивались собеседники или коллеги. - Едва новый мир присоединяется к Сети, из него начинают сосать соки – металлы, биоресурсы, артефакты, произведения искусства – другие Линии, стоящие выше по лестнице Индекса. Первыми приходят ученые и торговцы. Потом - дипломаты. Потом военные… И с этого момента мир, и все жители, имевшие несчастье в нем проживать, становятся собственностью…
- Если бы не корпораты, я бы умер от голода в моей Параллели! Меня спасли и дали цель в жизни! – Док плюнул на условности, и выложил то немногое, что помнил о себе. «Или мне позволили это помнить? Но зачем?»
Спенсер напряженно всматривался в свой стакан, словно надеясь найти там истину или откровение. Увы, кроме пузырьков, цепочками поднимавшихся со стенок и дна, в пиве было только пиво. Ярость внутри билась в стенки черепа, и выла волком.
- Тебе показывали твое будущее? Да, вижу, показывали. Где бедный и несчастный ты загибаешься на свалке от передозы наркотика, суперспида или рака… - Инульгем снова улыбнулся, на этот раз – грустно и даже ободряюще. – Хуйня, мой друг. Полная и беспросветная хуйня. Свое будущее мы выбираем сами. И сами его создаем, каждый день. Каждую минуту – выбором ли, действиями, словами... Или бездействием и пассивностью овоща. Почему тебе показали только летальные варианты, и ни одного, где ты выбрался из жопы, и если не расправил крылья, то хотя бы научился высоко подпрыгивать?
- Иди ты на хер, мудрец хренов! – Док, не в силах сдерживаться, вскочил на ноги, с грохотом уронив свой стул, и сжал кулаки. Он понимал, что против длиннорукого и высокого Инульгема не выстоит и нескольких минут – тот просто превратит его в отбивную, даже не применяя своих странных приемов, выученных за годы странствий по Сети. Но Кловис даже не пошевелился, только темные глаза цепко следили за движениями взбешенного Спенсера.
- О, оскорбления… Аргументация исчерпалась, да? Мачо сдулся, текила высохла, и кактус оказался не пейотлем, а навозной лепешкой. Теперь успокойся, перестань раздувать ноздри, сядь, и выслушай мою историю. Как оно было у одного маленького мальчика из прерии…

Меня нашли в пустыне, на месте, посвященном местным богам – Койоту и Мачтли, это такой мелкий тушканчик-пылевик, типа мыши с большими ушами. Надо мной уже кружили грифы, нацеливаясь на лакомый кус плоти… Если бы не старый жрец Обманщика, жить бы мне до полудня максимум. Ну, ты понимаешь – пустоши, солнце, пески, жара… Младенцу с нежной белой кожей карачун сразу. Местные бы еще повыеживались, но я-то не местный… был.
Жрец воспринял все правильно, и принес меня в пуэбло. Обозвал Койотлем, и отдал на воспитание самой малочисленной семье погонщика лам, чтоб его. Папа – любитель кактусов и пульке. Мама – ну, тут понятно. Постоянная беременность и десяток смуглых ребятишек обоих полов в глинобитной хижине.
Антисанитария, полное пренебрежение к общечеловеческим ценностям и жизни. Каждый месяц один из индейцев, вытянув священный жребий, отправлялся в пустынный храм, где жрец вырезал ему сердце… Жертвуя то Хитрецу-Койоту, то Жизнеделу-Мачтли. Эти тушканчики плодились, как… как… словно индейцы, задери их Христос.
Иногда боги снисходили до жертв. С Койотом я однажды даже поспорил, и проиграл ему половину души. Взамен, правда, он поделился частью своей - ведь без души, целой или половинчатой, человек все равно не выживет… Пустыня к тому моменту уже признала меня своим. Сроднилась со мной, и проникла внутрь.
Горьким песком, соленой водой древних колодцев, горячими дюнами, выжженной травой пустошей, режущим ветром бурь и чернильно-синими небесами ночи, расчерченной, как игральная доска в тлачтли, метеоритными потоками…
Пустыня стала мной, я стал пустыней, и научился выживать там, где ты, или другой изнеженный белолицый умер бы на третий час после полудня. Я ходил по миру, как Обманщик когда-то, оставляя в песке отпечатки лап и вой в ночной тишине под шуршание песка – что поделать, если я прошел посвящение Койоту, и обменялся с ним душами?
Мне было хорошо, как может быть только человеку, живущему в гармонии с миром… Каким бы жестоким он не был.

Потом пришла Корпорация. Помню первые миссии, когда через молочно-белые круги на песок ступали закованные в металл солдаты и ученые, как приходили через стационарные порталы рычащие чудовища-грузовики, плюющиеся маслом и гидравлической жидкостью геологические автоматы и буровые установки. На Икстлане нашли залежи аграва, миллиенита и тяжелых трансуранидов. Да, почти в обогащенной форме. Прямо хоть лопатой копай…
Кто сказал, что внутренним мирам Сети не нужны уран и золото? Друг мой, тебя нае… то есть, обманули! Нужны. И все эти трансформ-реакторы, эйнштейновские преобразователи и масс-конвертеры – тоже наёбка. Даже для конвертера нужна масса, желательно атомная. Чем выше – тем лучше преобразование, и выше мощность…

И вот наступил момент, когда на песок Икстлана из множества порталов двинулись солдаты. Конкистадоры-«железнобокие» со слаборазвитых миров, вооруженные современными стрельбовыми комплексами и боевой броней третьего класса. Что могли сделать мои соплеменники, у которых-то и оружия не было, а из брони – тканые юбки да кожаные ремни, едрить их в туннели? Ничего.

И они делали это «ничего» двадцать лет без перерыва. Солдатам тоже надо есть, спать, испражняться и дышать. А для этого нужно хоть изредка вылезать из костюма. Отравленная колючка, щепотка сонной травы, семечко хищной лозы, песчаная блоха… Сердца участников Конкисты трепыхались на каменных блюдах в последних святилищах Койота, Чак-Мооля и Ш’баланке, броню заносили пески, а ружья… Ружья стреляли во врагов.
Двадцать лет партизанской войны в песках и скалах, от океана до океана. Это так долго… Когда потери превысили критические показатели, а геологоразведка показала гигантские запасы полезных ископаемых в недрах Икстлана, Корпорация решила вопрос. Эффективно. Быстро. Навсегда.

Ты когда-нибудь слышал о генетическом оружии? Ага, вздрогнул… Слышал. Я тоже слышал. Но, в отличие от тебя, я еще и видел, как его применяют. И выжил, когда в небесах, в ярком сиянии полудня расцвели небывалые снежно-белые облака, так похожие на хризантемы… То есть, это я потом понял, на что они были похожи, когда выучил это слово и увидел цветок. А в тот день я стоял, и вместе со всеми собратьями-родичами смотрел в облака, чувствуя, как на губах оседают сладковатые капельки влаги…
К вечеру заболели первые. Следующий день встретили немногие. Через сутки в живых остался только я один. Почему выжил? Я родился не в Икстлане, и мои гены, эти крохотные шестеренки, на которых вращается вся наша жизнь, были другими. Вирус, распыленный со спутников, не убил меня.

Когда я напал на лагерь геологов спустя неделю, пройдя Сердце Пустыни, они обалдели. Пески на сотни миль, жара под восемьдесят градусов, ни клочка тени окрест… И тайные тропы моего народа, для которого это место было священным. Последний из «мешика», как называли себя туземцы, размахивая обсидиановым топором и старой винтовкой, успел уложить пятерых, прежде чем кто-то из Службы выстрелил в дикаря дротик с парализатором.
Следующие полгода я провел в институте на узловой станции Сети, где меня резали, просвечивали томографами и мучили сотнями способов. От генетического оружия нет противоядия, что бы ни твердили военные. Его можно настроить на группы генов, расовые особенности, какие-то мелкие признаки митохондриального ДНК, но от него невозможно защититься.

Это как рулетка – поставил на зеро все деньги, и выиграл. Или проиграл, и шансонье уже спешит с золотым блюдом, на котором, обернутый в вышитую салфеточку, завернут однозарядный пороховой пистолет с серебряной пулей… Славная традиция Рио-Путас-дель-Гранде, Параллели игорных домов, ранчо, гордых идальго и профессиональных шулеров. Да, оттуда вербуют конкистадоров для Испанского сектора Сети, где постоянно вспыхивают бунты… Я прожил там следующие годы, щедро проигрывая выплаченные мне в качестве компенсации деньги. И никогда, слышишь – никогда! – мне не удавалось добиться визита шансонье…
Койот хранил меня. Для других дел.

Я сам пришел в Корпорацию. И отказался идти в конкисту, разведку или обслугу. Я хотел в Службу. Обхамил местного резидента, вызвал на дуэль пятерых, троих убил, одного оставил евнухом, а последний отрубил мне руки. И принял на службу.
Руки мне отрастили в регенераторе, убитых через три дня привели знакомиться с новым собратом по оружию, а Полковник, столь жестоко отметивший новобранца, стал мне отцом. И заменил мать, которой у меня никогда не было.
С тех пор я мечтаю увидеть Икстлан и умереть в его черных песках, перед смертью успев вернуть Койоту его подарок, будь он неладен…

И после этого ты смеешь говорить, что у тебя была хреновая жизнь, Спенс? Мне, Койотлю Тлескалитпотли? То есть, тьфу, Кловису Инульгему, дьявол задери все эти миры и имена… Ну, братец, ты и зажрался… «Я чуть не умер с голоду»… Бедный ты, несчастный…
А у меня вот, блядь, родной мир убили. Но, как видишь, я вполне живой, смеюсь и иногда даже от души. Хотя и четко вижу пределы своей и твоей несвободы…

Инульгем выговорился, и теперь молчал, сцепив пальцы. Его глаза были прикрыты, но между веками предательски поблескивала влага. Спенсер, почти не дыша, заворожено ждал следующих слов Кловиса. И Темный Охотник их произнес:
- Утрись, парень. Выдыхай. Дядя Инульгем тебе поможет. Есть тут у меня один заказец на примете…

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

С Новым Годом)

Люди, не будьте козлами в наступающем (в феврале, но это же неважно, правда?) году Козы! Вот честно, не надо) Просто живите и наслаждайтесь жизнью, она того стоит)

Для меня этот год был очень сильным и ярким - сначала внутри, потом и снаружи) Если есть возможность - не надо погружаться в свой уютненький мир, сбегая туда от проблем, недостатка эмоций и внимания. Снаружи есть офигенная реальность, щедрая на отличных людей, красивые места и разные события)

Я не умею подводить итоги, увы. Скажу лишь, что мне есть куда меняться в будущем, и в этом году я переборол очень многое в себе. Еще бы победить полностью лень и необязательность, мнительность и привычку додумывать слова за людей - и все будет отлично. Я хочу научиться слушать и слышать. Желаю вам справляться со своими недостатками и правильно распоряжаться своими достоинствами)

В этом году я убедился, что могу творить, и не утратил способности по-настоящему любить. И узнал, что нет на свете ничего важнее и нужнее, чем человек, которого ты любишь, и который любит тебя... Любви вам и счастья, друзья. Простого счастья, для каждого, в чем бы оно не заключалось...

А еще я понял, что жизнь - это очень красивая и хорошая штука. Не про.... Кхм, не потратьте ее зря, пожалуйста) Полной жизни и света вам в новом году)

Ёлка, запах оливье, мороз за окном... С праздником. Хорошего нам всем года! Ме-е-е-е!

@музыка: AC/DC – Highway to Hell

@настроение: новогоднее

@темы: приветственное и поздравительное, позитифф

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Доктор Спенсер. Джон Доу.

Когда меня спрашивают, что такое Корпорация, я молчу, и загадочно улыбаюсь. Человек, задающий этот вопрос, уже перерос свой родной мир, и владеет знаниями, достаточными для самостоятельного поиска ответа.
Когда меня спрашивают, в чем цель существования Корпорации, я молчу. Но улыбка редко посещает мое лицо в такие моменты, и бывает грустной. Тот, кто спрашивает меня, либо потерялся, либо еще не находил себя. Прямо как я. Мне его жаль.
Но когда мне задают вопрос, почему Корпорация не может победить Консорциум… Или не может спасти мир Линии или Параллели от нашествия слизняков-убийц, вторжения из сопредельного пространства, эпидемии мозгокори, экологической катастрофы или ядерной войны (нужное подчеркнуть)… В эти моменты мой собеседник получает в ответ пустое лицо и внешнее спокойствие. Он ничего не понимает.

Корпорация никого не спасает и не побеждает. Она только связывает. Опутывает сетью переходов, туннельных станций, наблюдательных постов, убежищ и приютов странников… Даже мне, человеку без имени, который варится в этом не первое десятилетие, не всегда понятна стратегия и логика тех или иных действий Директората. Пусть они и доходят до меня сквозь сито фильтров у ровней доступа, искаженными и разрозненными…
Иногда мне кажется, что я совершил ошибку тогда. Когда в моей голове кровь выстукивала слово «корпорация», и сны рисовали изображения иных миров. Когда жизнь подсовывала одну удачу за другой, и все пути вели только к одной цели. Когда я вошел в неприметный пыльный офис на третьем подвальном этаже дешевого бизнес-центра. Когда я положил ладонь на сканер, и лихо отбарабанил текст на незнакомом языке, который снился мне уже месяц…
Иногда мне кажется, что лучше бы я тогда умер.
Собственно, я и умер.
Для моего родного мира. Я даже не знаю, мне ли принадлежит фамилия, которой я привык подписывать свои статьи и отчеты. И что, черт его дери, значит эта проклятая «С» перед ней?! Сидней? Станислав? Семьон, ядри его душу? Или вообще какой-нибудь Сатананда…

Я не помню своего мира. Разрозненные картинки, запреты при перемещении (только транзит, только через нулевую точку, только в бессознательном состоянии)… Я даже не знаю, какой мир – моя родина. Запретов и транзитов много, слишком много. А привязаться по воспоминаниям, карте неба и свойствам планеты вряд ли выйдет, они не настолько разнятся между линиями, даже отдаленными.

Человек без имени. Человек без родины. Человек без… души?

Из личного дневника сотрудника Службы, С. Спенсера. Не опубликовано.


- Доктор! Доктор! Пассажиру плохо! – взволнованный стюард тряс за плечо Спенсера, который старательно изображал медленно выплывающего из глубокого сновидения человека.
На самом деле он проснулся, как только незаметный человек в сине-белой форме вошел в его каюту, но не станешь же объяснять обслуживающему персоналу, что чувствуешь их за десять метров…
- Хррр… Отстаньте… - Спенсер дернул плечом, заворачиваясь в теплый плед, и проклиная про себя неудобные сидячие кушетки. – Я доктор философии…
- Ээээ… - обескураженный стюард отпустил рукав его пиджака ,и что-то залопотал во встроенный передатчик.
Док расслышал знакомые сочетания пиджин-кода: «ошибка… не тот… службы… ждать…», и несколько напрягся. Легким движением ногтя большого пальца он выдвинул из перстня иглу с паралитиком, и замер.
- Прошу прощения, мистер Спенсер… - стюард снова прикоснулся к его плечу. Трясти не стал, но просто сжал. – Командир говорит, что вы – опытный путешественник, и можете оказать первую помощь. Может быть, у вас найдутся при себе… препараты?
«Да, найдутся. Парализатор, нейролептики, допросная химия и несколько ядов. Вот скажи, мил человек, тебе это поможет? – подумал Док, обращаясь к неведомому «больному». – Хотя, пентал с нейролептиками могут снять сердечный приступ, а паралитиком можно просто оглушить, и довезти тело до порта. Если у тамошних амбулансов найдется регенератор, то пациент даже выживет…»
Изображать спящего представлялось бесполезным, и Спенсер открыл глаза. Стюард оказался старше, чем представлялось на слух. На его загорелом лице, покрытом мелкими морщинками, возникающими только под воздействием крупиц льда и пыли средних слоев атмосферы, выделялись яркие фиалковые глаза. Сейчас они излучали неподдельное беспокойство, и доктор не мог понять, что скрывается глубже.
- Уффф… - потянулся он, разминая затекшие мышцы. Зевок получился, как настоящий – выспаться так и не удалось, цеппелин потряхивало в вихревых течениях, как телегу, груженую камнями – со скрипом рангоута и скрежетом обшивки. – Стюард… эээ… Как ваше имя, любезный?
- МиКари, благородный сэр!
- МиКари… А имя? – Доктор отбросил плед в сторону, не забыв убрать иглу на перстне, и, распрямившись, хрустнул суставами. За этот хруст отвечала дорогостоящая наноимплантация, и Спенсер не отказывал себе в удовольствии использовать ее, как говорится, «в хвост и в гриву».
- Дхарипатмашья Агниохм, благородный сэр… - стюард отвел глаза в сторону, смущаясь. Здесь было не принято обращаться к прислуге по имени.
Доктор подхватил стоявший рядом с креслом саквояж из псевдокожи, кашлянул и расправил бакенбарды:
- Дхари… Вы же не против, если я буду к вам так обращаться, не так ли? – он жестом указал на плетеную дверь каюты. – Укажите мне путь к больному. Я действительно немного разбираюсь в, э, полевой медицине…
- Сэр, конечно, сэр! – МиКари согнулся в поклоне, но доктор отметил брошенный на него взгляд, в котором блеснуло что-то странное, не похожее на угодливость. «Ненависть? Страх? Или ярость?» - Следуйте за мной, это в первом классе, палубой ниже…
Пропустив стюарда вперед, Спенсер непринужденно подхватил свою трость с подставки, и сдвинул серебряную львиную голову накладки, которая скрывала предохранитель.

Одного взгляда на трясущегося в лихорадке пассажира, бледного, как смерть, было достаточно, чтобы понять – дело серьезное, и дурно пахнет. Из Ост-Индийского губернаторства можно было экспортировать не только ценные и редкие ресурсы, но и новые для Метрополии болезни, наркотики и девиации. Напустив на лицо выражение крайнего сосредоточения, Спенсер пропальпировал живот больного, который дрожал и пытался перекусить столбик сенсора аптечки, замаскированного под местный градусник.
- Селезенка увеличена, печень тоже не в порядке… - важно сообщил стоявшим рядом с массивным кожаным креслом членам экипажа доктор, раскуривая сигару. Только так можно было заглянуть в экран аптечки, и понять, что именно случилось с мистером Доу. – Боюсь, что все сложнее, чем кажется.
Экранчик мигнул, и выдал несколько строк на японском. Мысленно зашипев, Спенсер напрягся, переводя. «Малярия, новый штамм, синт-хинин или гексахлорохин малоэффективны». И дальше – обычная рекомендация удалить источник заражения из объема, и стерилизовать помещение.
- Что с ним? – спросил сутулый рослый брит с чисто выбритым лицом. На его рукаве тускло блестели нашивки штурмана, а из нагрудного кармана выбивался клетчатый платок с монограммой.
- Сэр, у больного, скорее всего, малярия… - Спенсер достал градусник, и протер его бактерицидным платочком. – Сто градусов, извольте…
- Вас понял, сэр. Благодарю за помощь, - штурман кивнул остальным. – Джон, Джек, приготовьте спускаемый аппарат. Доктор, вы можете понаблюдать за эвакуацией и дезинфекцией из смотрового колпака, нам нужна ваша виза в бортовом журнале.
Спенсер слегка оторопел, и, сохраняя вежливую мину, осведомился:
- Но, сэр… Милорд! Я – не доктор медицины… - услугами «Ост-Индиа СкайЛайн» он пользовался не впервые, но об эвакуации и дезинфекции ни разу не слышал. И в материалах Службы данный момент был не освещен. – Имеет ли…
- Сэр. Имеет. – Штурман достал из кармана платок, и промокнул лоб. – Вы диагностировали, хотя и приблизительно, опасную болезнь. Поставите визу в журнал после процедуры, сэр. Капитан и лично я будем вам премного благодарны за помощь.

Доктор, перехватив трость, двинулся за молчаливым мичманом по винтовой лестнице. В колпаке из плетеного дерева и гнутых стекол, обеспечивавших обзор нижней полусферы корабля, было тесно. Мичман указал вперед, и кашлянул в сторону:
- Смотрите туда, сэр.
Из люка, расположенного в районе трюмов, выбросили какой-то предмет, вспыхнувший зеленым огнем. «Ракета», - подумал Спенсер. – «А, дьявол!» До него дошло, что сейчас произойдет.
Вниз полетели еще ракеты, и следом за ними от ребристого тела дирижабля отделился тугой сверток, напоминавший очертаниями человека. Пролетев несколько десятков метров, сверток вздулся, потом лопнул, разбрасывая клубы дыма и яркие вспышки капель магниевого напалма. К далекой земле, подчиняясь законам притяжения, продолжили путь обугленные клочки и кусочки размером не больше монеты.
- Всё, сэр, - мичман откинул люк, и опустил лестницу. – В рубку, сэр. Капитан ждет.
- Д-да, да, - Спенсер перехватил поудобнее трость и саквояж, и взобрался по ступенькам. «С другой стороны, они правы. Гордые бритты здесь оказались еще и умными. Опасная болезнь? За борт. Врача на борту нет, до ближайшего порта – неделя полета…» Подобное пренебрежение к человеческой жизни не коробило Дока, он мог принять и более жесткие решения, когда был на Службе. Раздражало иное – ведь этого человека можно было спасти, достаточно применить хинин. Спенсеру очень хотелось изменить исход этих событий, но это было не…

…Одного взгляда на трясущегося в лихорадке пассажира, бледного, как смерть, было достаточно, чтобы понять – дело тяжелое. Напустив на лицо выражение крайнего сосредоточения, Спенсер пропальпировал живот больного, который дрожал и пытался перекусить столбик сенсора аптечки, выполненного в форме английского градусника.
- Селезенка увеличена, печень тоже не в порядке… - доктор, раскуривая сигару, заглянул в замаскированную под портсигар аптечку. «Малярия. Дьявол. Унибак должен помочь, но он гипертехнологичен. Да пошли они!» – Ничего особо тяжелого, разве что температура и лихорадка...
Спенсер нащупал в кармашке капсулу унибака, и засунул её в рот больному. Стакан с водой, заботливо поставленный стюардом на столик, позволил многострадальному мистеру Доу протолкнуть пилюлю в пищевод, после чего он откинулся назад. Доктор посмотрел на часы, и объявил:
- Общеукрепляющее средство. Должно подействовать через четверть часа, господа… - после чего попытался выйти из каюты, но был остановлен твердой рукой штурмана.
- Мы подождем, доктор, - тихо произнес он. В голосе чувствовалась угроза. – Если вам необходимо выпить виски, сэр, стюард доставит лучший сорт. Как только больному станет легче, вас проводят в каюту.
Спенсер набычился, распушив бакенбарды, и уставился в глаза штурмана. На дне льдистых озер аристократичного сукина сына можно было разглядеть только скуку и стремление исполнить свои обязанности. Никаких эмоций. Просто служба.
«Наверное, так выгляжу я во время операций», - подумал Док, отводя взгляд, и стряхивая пепел прямо на ботинки штурману. – «Пакостное зрелище»…
- Пожалуй, я воздержусь от виски, сэр, - Спенсер потянулся к саквояжу, когда его руку попытался перехватить мичман. Получив тяжелой тростью по костяшкам, он отдернул кисть, и док вытащил из внутреннего кармана металлическую фляжку. – У меня есть отличный бренди десятилетней выдержки!
Свинтив стаканчик с фляжки, он налил туда порцию алкоголя, и, улыбнувшись, выпил. «Выстрел из трости в офицера, мичману – паралитик из перстня, матросам – чем достану», - сложившаяся тактика вербализовалась. – «Вернуться в каюту, забрать вещи. Совершить переход. В движении? На маяк, шансы один к одному. Выживу».
Напряжение нарастало. Спенсер уже прицелился в мичмана, когда господин Доу зашевелился в своем кресле.
- Как вы себя чувствуете, сэр? – наклонился к нему штурман, выдерживая, впрочем, дистанцию, и прикрыв лицо клетчатым платком. – Вам лучше?
-Д-да, спасибо, офицер… - трясущимися руками больной провел по розовеющему лицу, стирая пот. – Что со мной случилось? Нич-чего не помню…
Спенсер тихонько выдохнул, и снова достал портсигар. Выбирая сигару, он пробежался по сенсорам. «Выздоровел, сукин сын. Универсальная вакцина справилась». Внутри Дока медленно разжималась пружина собранности и готовности к действиям.
- Прошу простить, сэр. Мичман присмотрит за вами, если что-то необходимо – дайте ему знать, - штурман повернулся к Спенсеру. – Вам, доктор, отдельная благодарность от меня лично и капитана «Королевы Марии». Вас проводят.

Вернувшись в каюту, Спенсер нашел в ней следы поспешного обыска и стюарда МиКари. Обладатель непроизносимого имени развалился в кресле, и неспешно снимал с левого глаза контактную линзу. Правый глаз, уже освобожденный от кусочка стекла, в неярком свете казался черным.
- Что за черт?! – вполне правдоподобно разъярился Док, ставя саквояж на пол. – Дхари… Или как вас там… Что вы себе позволяете?
- Секунду… - стюард положил вторую линзу в футляр темного стекла, и заложил ногу за ногу. – Спенсер, вы прекрасный человек. И замечательно справились.
«Ядрена вошь. Уэллс-Ярд? Непохоже. Ирландские гончие? Вряд ли. Кто он?» - подумал Док, присаживаясь на откидную полку у входа.
- Вы прекрасно справились с заданием. Надеюсь, небольшие игры со временем не повредили вам… - бывший стюард ловким движением кисти продемонстрировал вспыхнувшую и погасшую голограмму с символом змеи, кусающей собственный хвост.
- Кто вы, сэр? – Спенсер не узнал знака, но запомнил его. – И что происходит?
- Извините, но представляться не буду, вы меня больше не встретите. Агент Спенсер, вы нарушили несколько уложений Службы, применив нанотехнологии, и изменив ход событий в текущей вероятности. Однако без вашего вмешательства дела пошли бы еще хуже. Собственно, они и пошли. Когда-то и где-то. Нет, не спрашивайте больше ничего, - незнакомец встал с кресла, стирая морщины и загар с лица. Он значительно помолодел и, кажется, вырос. - Просто знайте: вы сегодня помогли нам. Мы поможем вам. Потом. Прощайте.
-Но… - Спенсер хотел встать, и не смог. Мышцы словно одеревенели. – Из откуда вы?
- Прощайте, - повторил неизвестный, и словно провалился внутрь себя, исчезнув.
Сетчатка еще несколько мгновений хранила отпечаток человека, назвавшегося стюардом МиКари, но потом стерся и он.

Сойдя спустя две недели на причал Вокзала Трех Принцесс в сердце Лондона, сэр Спенсер вдохнул насыщенный запахом топлива и выхлопных газов воздух, и улыбнулся. Сэра Доу встречали многочисленные родственники, и сцена, разыгранная ими для всех присутствующих, была настолько яркой и профессиональной, что Док расчувствовался. «Надо же, как много отличных актеров, и как они загримированы…Он важная птица, этот Доу. Джон Доу. Неизвестный пациент…» - думал он, вызывая кэб взмахом трости. – «Забавная история, правда?»
- Вествинтер-сайд, побыстрее, - скомандовал он водителю. – Гинея, если успеем за полчаса!
Точка перехода здесь работала строго по расписанию, и ждать еще сутки Спенсер не собирался.

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Дедушка, прекрати, ну что ж ты делаешь!!!
Сначала был снег. Я порадовался.
Потом случилась ледяная крупа. Ладно, сказал я себе, и продолжил писать.
Но сейчас пошел дождь.
Гололед. Обляденение всего, что может обледенеть)
Дедушка Мороз, когда я просил снега, я про дождь даже не думал) Может, ну его, и вернемся к красивым снежным хлопьям, а?

---

снег

Ну, здравствуй, дедушка Мороз!
Ты нам снегу притащил. Я сейчас как тот кот с демотиватора, с надписью "cocaine!!! so much cocaine!!", хехехе
Погода прекрасная - небольшой морозец, снег валит хлопьями... Еще бы ветер приглушить, но что поделать - степь-с...
Под Новый Год получить снег - это, я считаю, прекрасно. Разумеется, до нас дошли только слабые отголоски того, что выпало на Москву, но... Надеюсь, наши градоуправители в этот раз тупить не будут)

Поздравляю всех со снегом) Мяу)

@темы: Волосы дыб(р)ом

---

Доктор Спенсер. Отношения с Тайной.

Что такое отношения?
Я не имею в виду отношения между человеком и обществом, или между иными формациями. Меня интересуют отношения между людьми.
Любовь?
Да, и любовь тоже. Любовь, уважение, товарищество, ненависть, страх, влечение, необходимость, тяга, желание, жажда...
Уважение. Восхищение, превозношение, обожание, возвеличивание, воздаяние почестей, стремление прислушиваться и воспринимать слова...
Дружеские отношения - стремление помогать и принимать помощь, поддерживать и возвышать…

Сегодня вы хотели услышать мои слова об отношениях?
Так вот… Вы их не услышите. У меня их больше нет.

Д-р Спенсер, лекция в Холле Права, Параллель. Незадолго до исчезновения д-ра во время арктической экспедиции.

Он сжал лепесток манипулятора, заставляя кресло резко выкатиться на середину комнаты. Ускорение отозвалось болью в ногах и позвоночнике, но Спенсер стерпел ее, внутренне радуясь способности ощущать это свидетельство выздоровления – медленного, затянувшегося, но, к счастью, теперь неизбежного.
Женщина, закутанная до самых бровей в утепленное сари, медленно коснулась сенсора замка, и дверь, трепеща, захлопнулась. От движения перепонки в лицо Спенсеру пахнуло терпким ароматом духов, ванили и лыжной смазки. Последняя нотка была настолько чуждой и неподходящей его возлюбленной… Доктор вздохнул. «Что же, кажется, сегодня я услышу много нового о себе и своих, кхм, особенностях».
Она неторопливо прошла к мягкому гелевому дивану, и опустилась в его недра, замерев.
Молчание тянулось долго, как сама вечность. Спенсер молчал, потому что не хотел говорить о том, что нужно было обсудить давно, еще в самом начале – когда его привезли на наемном махолете в окружную больницу. После первых операций и реанимации. После неловкой попытки самоубийства, обошедшейся в сломанную челюсть и три лишних недели палаты терапии. Инульгем тогда пообещал сломать ему обе руки, если Спенсер даже громко подумает о таком способе оставить службу в Корпорации.
Она не пришла ни в больницу, ни в комплекс «Горний ручей», где проходил период восстановления перед серией операций по регенерации и имплантации. Два вид-звонка, состоящих, в основном, из обоюдного молчания. Увеличившийся в разы поток счетов за покупки в дорогих маркетах и бутиках, поездки на курорты, заказ омолаживающих процедур… Основной банковский счет Спенсера задрожал, но выдержал и этот натиск. «Но на кой уроженке этой Параллели, помешанной на генной хирургии и здоровом образе жизни, омолаживаться в… погодите, двадцать пять? О, боги… Вы жестоки», - думал тогда доктор, аккуратно подтягивая резервы с рабочих счетов, и ограничивая безумный dance Macabre своей почти бывшей женщины на костях его финансового состояния и репутации. – «Интересно, сколько она вытерпит, прежде чем объявит о размолвке и разрыве отношений?»
- Ты – грязное никчемное животное, Спенс! – доктор вздрогнул, услыхав в свой адрес такой пассаж. На мгновение в нем вспыхнула ярость, и он схватился за изящные ручки своего кресла, пискнувшие и задрожавшие. – Ты оставил меня, твою возлюбленную, без средств к существованию!
Спенсеру стало тошно и неловко. Словно в его приемной кто-то навалил огромную кучу прямо на стол секретарю. И неважно, что секретарь – виртуал, и запахи не ощущает…
- Как ты посмел попасть в ту авиакатастрофу! – женщина не унималась, словно разыгрывая давным-давно прорепетированную и отработанную до последнего жеста мизансцену. – Я так переживала, так переживала…
Из-под складок ее темного одеяния раздали вполне натуральные рыдания, и Спенсер перевел взгляд на глаза, прикрытые тонкой полоской полупрозрачного капюшона-сетки. Они были сухи, как колодец в пустыне.
Он снова промолчал, прокручивая в сознании и виртуале последние траты Тайны, и привязывая их географически. Несколько переводов с призрачной меткой «консультации» были сделаны на небольшой счет, принадлежащий лыжному курорту «Совиный Берег». Куда она зачастила как раз с момента неожиданного возвращения переломанного и медленно загибающегося Спенсера в эту параллель…
«А теперь – внимание. Кажется, тебя пытаются кинуть на бабки, и свалить к лыжному инструктору…» - док криво усмехнулся, стараясь, чтобы наружу эта гримаса не проникла. – «Интересно, а если бы я не сидел неподвижно в медицинском кресле, вы бы пришли вместе, и набили мне морду?»
- Понимаешь, мне необходимы ежедневные процедуры, косметические, и медицинские, чтобы…
- Понимаю. Чтобы создать хотя бы видимость мозгов в твоей красивой голове. Весь этот пиллинг, шейпинг, шопинг и фрекинг – удел дам далеко за пятьдесят, знаешь ли. Тебе же двадцать шесть, а выглядишь ты на шестнадцать…
- Но я хочу быть красивой!
- Лучше бы ты хотела стать умной. И, например, появилась бы разок в больнице, пока я там загибался, не зная, выживу, или нет.
- Но милый, я так переживала…
- Не вижу. И не верю. Кстати, как поживает твой лыжный инструктор?
- К-какой…
- О, у тебя их несколько? Ты делаешь успехи, дорогая… Советую еще обратить внимание на танцоров клиско, их тазовая мускулатура великолепна. Если бы они еще не были поголовно гомосексуалистами…
- Милый, ты сменил ориентацию? Ой, это так неожиданно…
- Тайна, ты ведь даже не блондинка! – Спенсер встал с кресла, и сделал два шага навстречу ей, сжав зубы от адской боли. Внутри поврежденных конечностей сжались и явственно заскрипели регенерированные кости и мышцы, переплетавшиеся с искусственными имплантами. Большие карие глаза, широко распахнутые с выражением глубокого непонимания, напомнили ему, что в этих краях анекдоты про блондинок не существовали никогда. В отличие от блондинок. – Откуда такая уверенность в моей тупости и ограниченности?
- Н-но… Линдси сказал, что ты не сможешь ходить никогда, его дядя…
- В жопу дядю, и твоего Линдси! – рявкнул Спенсер, шагнув еще раз. Потом еще. – Будь он хоть трижды мужчиной, хоть сверху, хоть снизу… Он не знает, что мы с тобой не женаты!
Глаза под сеткой распахнулись еще шире. Тайна испугалась и, кажется, испытала шок.
- Как не женаты? А помолвка? Год назад, еще до…
- Идиотка… - прошипел доктор, останавливаясь прямо перед ней. Внутри него верещали датчики медицинской системы, накатывающей волну за волной стимуляторы и обезболивающие. Но душа требовала движения и, что уж там, мести. – Тебя твои родственнички, змеи подколодные, так и не научили, что после помолвки, спустя год или два, нужно проходить процедуру государственной регистрации сочетания? Иначе при размолвке ты не получаешь ни шиша, кроме того, что записано в предварительном соглашении…
Он поднял правую руку, и направил указательный и средний пальцы ей в переносицу, внимательно наблюдая за глазами и складками сари.
- Дорогой, ты так волнуешься… - Тайна пошевелила руками под сари, словно доставая что-то из набедренной сумки… или кобуры. – Может, я помогу тебе?
Спенсер мысленно нажал на спуск парализатора, вмонтированного под ноготь. В кончике пальца образовалась темная точка, выплюнувшая синюю вспышку изучения. Тайна, дернувшись, обмякла в объятиях геля. Из-под сари на пол выскользнул короткий излучатель.
«Значит, все-таки, угадал», - Спенсер подозвал кресло, и, матерясь про себя, осторожно уселся в него, позволяя медсистемам делать свое дело. – «Линдси, или Франки, или еще какой обалдуй. Нейропрограмматор. Зомби-программа. Увы, ребята… Я, конечно, не дядя всего ФБР Джо Хуккер, который такие схемы по десятку на дню раскрывает, чисто для разминки. Я – доктор С. Спенсер, и убей меня господь, если я помню, что означает эта гребаная «С» перед моей фамилией… Зато я видел много миров, и умею убивать. И работаю в странной… и иногда весьма страшной Корпорации. Для которой что Хуккер, что какой-то лыжный инструктор, что вся Параллель – одна пригоршня праха».
Он поднял излучатель манипулятором. Стандартный гражданский парализатор, дизайнерский корпус, куча ненужного функционала, сжигающего батарею втрое быстрее… И ни одного отпечатка пальцев, кроме оставшихся от Тайны. Гравитационный барьер утилизатора сглотнул кусок пластика и металла, не поморщившись.
С Тайной было сложнее.

Спустя двенадцать дней Спенсер стоял в кабинете киберпсихиатра Дариана Мюллера по прозвищу «Борман». Доктор налегал на трость под неслышимый никому, кроме него, писк медимплантов, но садиться отказывался. Борман бледнел, потел, протирал широкий лоб с залысинами, но отказать своему гостю в правде так и не смог.
- П-понимаете, д-д-д…
- Доктор. Философии. Спенсер, – вдумчиво поскрипывая коленями, отвешивал слова Спенсер. – А вы – киберпсихиатр. Вот и дайте мне раскладку по пациенту 4560, код «Тайна». Диагноз. Сроки исцеления. Виновные. Способы исцеления. Виновные. Способы наказания.
- Спенсер, я…
- Молчать! – Доктор вытянул вперед трость, чтобы выступающий из нее раструб десинтора был как можно ближе к мгновенно взмокшему лицу Дариана, и ласково пошевелил пальцем, затянутым в лайковую перчатку. Спуск слегка подался под прикосновением. Из-под стола послышался трубный протяжный звук, заглушаемый шипением ароматизатора. – Без заиканий. У вас есть минута. Время пошло.
Борман покраснел, хрюкнул, но смог справиться с собой, заглотив пилюлю из коробочки на запястье. И затараторил неестественно высоким голосом:
- Понимаете, пациентка с тяжелым поражением личности, известная как «Тайна», находится в искусственной коме с момента поступления две недели назад…
- Одиннадцать дней. Точнее, доктор! – подбодрил его тычком трости Спенсер. – Или вы хотите жить вечно?
- Хрррр… Поражение основной личности проведено через имплант шунта, при подключении к зараженному источнику. Загружена матрица новой личности, выявленная и лоцированная нашими киберами. Создатель матрицы пока неизвестен, но…
- Сорок пять секунд. Смелее, никто вас в полицию не сдаст…
- Лыжный курорт «Совиный Берег». Лыжный инструктор Линдси Баскет, он же – Красавчик Ион Ионеску, румын…
- Прогнозы? – прервал Бормана Спенсер, доставая из левого кармана пластиковые листочки.
- Восстановление основной личности в полном объеме невозможно, затронуты базовые параметры и память… Мы приложим все усилия, но… Понимаете… - киберпсихолог шумно вдохнул, и снова испортил воздух в кабинете. Спенсер поморщился, чуть двинув пальцем. – Мы восстановим ее по теневым копиям в шунте, но с потерей памяти о последних событиях!
- На период в год.
- Ч-что, простите? – Дариан непонимающе дернул утопающим в жировых складках подбородком. – П-почему?
Спенсер опустил трость, с трудом заставляя руку не заходиться мелкой дрожью от боли в ногах.
- Вы справились, мистер Мюллер. Я оплачу все расходы. Вы сотрете из ее памяти меня, наши отношения и события после мая прошлого года. Скажем так, травма мозга после падения с лыж на курорте, амнезия… Придумаете сами.
- Х-хорошо… - киберпсихолог покраснел еще сильнее. – Прошу простить за… э-э-э…
- Не беспокойтесь. Я бы сам обгадился, будучи на вашем месте, – Спенсер, улыбнувшись, бросил на стол листочки, которые сжимал в левой перчатке. – Перед стиранием зомби-программы продемонстрируйте носительнице эти визуалы. Это поможет вычистить её полностью…
Дориан Мюллер уставился в разлетевшиеся веером перед ними объемные снимки. На белом искрящемся снегу было распростерто тело молодого мужчины в яркой зелено-оранжевой куртке лыжного инструктора. Снег усеивали ярко-алые пятна и капли, сливавшиеся под телом в сплошной покров, исходящий паром. Многочисленные разрезы и разрывы превратили торс и ноги инструктора в сплошную кашу. Обрывки ткани, белые кости, сизые обрывки внутренностей, красная кровь и вялые волокна мышц…
На смуглом красивом лице погибшего застыло странное выражение удивления и страха, и застывшие глаза смотрели прямо в камеру, заглядывая куда-то глубоко в душу.
Бормана стошнило прямо на визуалы.
- Снеговой комбайн. Без кожуха. Прискорбная случайность, - глухо сказал Спенсер, уже открывающий двери кабинета. – Надеюсь, вы понимаете, что это не должно выйти из нашего тесного круга, Дариан?
- Да, доктор! – Мюллер приподнялся в кресле, опершись руками в склизкую жижу на столешнице. – Я буду нем, как…
Дверь закрылась.
-… могила, - договорил киберпсихолог, и потерял сознание.

Спенсер стоял перед молочно-белым кругом перехода, и понимал, что в этом мире теперь появится только на миссии. «Укатали сивку крутые горки? Или сивка укатал сам себя?» - подумал доктор, поправляя лямки рюкзака. Все счета переведены на Корпорацию, недвижимость законсервирована, легенда создана, федералы обласканы…
Тайна завтра выйдет из лечебницы.
Похудевший и осунувшийся доктор Мюллер сказал по вид-связи, что она так и не смогла вспомнить ничего о Спенсере. Банковский счет клиники, пополнившийся накануне, похудел на несколько миллионов - в счет обеспечения дальнейшего существования этого милого создания. Маленькой Тайны. Но Спенсер знал, что киберпсихолог планирует жениться на своей пациентке, и нисколько не беспокоился об их судьбе, совместной или раздельной...
Жизнь казалась прекрасной.
Таймер пискнул, и он широко шагнул на своих исцеленных ногах в колыхнувшийся туманом круг.
Начинался новый день.

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Доктор Спенсер. Одиночество.

Право на одиночество является одним из исторически неотъемлемых прав всех жителей Соединенных Атлантических штатов, и наше правительство приложит все усилия, чтобы поддержать его безмерно. Даже если это приведет к нарушению всех остальных, менее значимых прав.
Дж.Дж. Картер-Лавуазье, 21-й потомственный Президент САШ, Параллель-С1618, локальный год 1964.

Кто из нас менее одинок, нежели человек, затерянный в толпе ему подобных? Чьи руки трепещут в ожидании прикосновений, но никогда не получают их? Кому можно доверить свой драгоценный светоч разума, как пресловутый факел, с коим Диоген разгуливал по улицам, пытаясь найти человека счастливого?

Эммануэль Кантэ, мать троих детей, 1818 год, Кеннигтайн, Параллель-Ф1800

Сегодня я бы хотел поговорить с вами об одиночестве. не о том слабом его подобии, которому мы подвергаемся долгими зимними вечерами в натопленном доме у озера, куда мы выехали отдохнуть от городской суеты. Не об ощущении себя в темноте и холоде заброшенного барака на окраине рабочего поселка Третьего Кольца. И не о понимании, что в этом мире очень мало людей, способных понять нас хоть как-то…
Все это – тоже одиночество.
Но настоящее одиночество начинается с понимания, что тебя никто не ждет.
Бедный рабочий, тратящий дневной заработок на бутылку дешевого пойла в забегаловке Нижнего города, успешный – внешне, лишь внешне! – служитель одной из крупных конгрегаций, спускающий последние дукаты в сомнительном заведении «Танцующие Ивы», что на пересечении Тридцатой и Лоуренс-авеню, и глава Службы Надзора, ночи напролет проводящий с дымящимся кувшином грога на столе и пистолетом у виска… Все они одиноки.
Я хотел бы верить, что вас никогда не коснется эта проклятая печать, друзья мои! Ведь нет ничего отвратительнее, чем полное, постылое, гнусное и унылое одиночество. В окружении верных друзей, повторяющих заезженные слова, старых книг, медленно обращающихся в труху усилиями книгожорки, коллекции вин, ставших уксусом от веяния всемогущего времени…
Именно тогда человек по-настоящему понимает, что он – не центр Вселенной, отнюдь. Скорее, песчинка в ее отлаженном механизме, вращающаяся в лабиринте шестерен жизней, и выталкиваемая центробежными силами в пустоту и тьму…

Вы когда-нибудь это ощущали?
Хоть кто-нибудь?

Вижу, что – может быть. Но не задумывались о том, сбегая в паутину повседневных дели рутинных действий.
Тут сложно удержаться – у этого берега Вечности, простите за каламбур, очень скользкие склоны.
Но все же…

Представим на секунду ,что мы смогли преодолеть страх перед бездной, всматривающейся в нас, и сами взглянули в нее. Что можно рассмотреть в ее чреве? Благо…
Одиночество – это и величайшее благо на свете. Когда еще мы можем остаться сами собой, поделиться с нами же затаенным и спрятанным в глубине души? Когда еще можно не скрывать чувств, не стесняться слез, не требовать от мира благосклонности?

Президент Картер был прав в своей инаугурационной речи, ставя эту свободу выше всех прочих. Но он забывал, что ее крайне сложно достичь, и еще сложнее удержать… Видимо, потому и закончил свои дни в одиночной камере Бостонского Мемориала Президентов, в фамильной усыпальнице.

Одиночество – это и зло, и благо. И награда, и наказание. И счастье, и тяжелейшее испытание.
Не дай вам Всевышний насладиться им сполна. Кто знает, что расскажет вам Бездна?

Из лекции д-ра философии Спенсера в Центре Дариана Кеннеди, посвященной трехсотлетию психологии.

Спенсер откашлялся, и сплюнул в тяжелые свинцовые воды Потомака. Плевок летел медленно, пружиня о воздушные течения, обтекавшие быки Моста Линкольна, вознесшегося на трехсотфутовую высоту. Наконец острое зрение доктора зафиксировало соприкосновение комочка слюны, успевшего замерзнуть во время полета, и тонкой ледяной корки, сковавшей реку прошлой ночью. Хотелось курить, но огонек сигареты выдал бы его с головой – в полуночной тьме, разгоняемой только редкими фонарями на опорах моста, ярко-алая трепещущая точка наблюдалась с нескольких миль.
Машины, которую он ждал, вжавшись в промерзший закуток технологической ниши, все не было. Черный «континент» с номерами Северной Преории и двумя белыми полосами по бокам задерживался, срывая график операции. «Еще полчаса, и можно смело бросаться головой вниз, прямо в этой вонючий Потомак, чтоб его крокодилы загадили… - осторожно прогревая заледеневшие пальцы, доктор поменял нагревательные элементы в одежде, и с наслаждением укутался в потеплевшую ткань. – Машины нет, связи нет, оптика у полицейских такая, что волоски на комариных тестикулах посчитать можно… Слава богам и демонам этого мира, что здесь не додумались до тепловизора! А уж плазменное оружие и силовые поля аборигенам не видать никогда. Они даже в космос не выберутся. Не успеют».
Спасаясь от холода, доктор перебирал в памяти события последних месяцев, и тихонько вздыхал. Группа Полковника с момента прихода туда Спенсера в очередной раз изменила стратегию и тактику работы. Такие смены направления развития случались, если верить записям, каждые несколько лет. С чем они связывались, увы, низовому персоналу не докладывали. Приходилось мириться, перекраивать отработанные схемы, терять ценнейших агентов, выслушивать очередную «оценку лояльности» из уст Полковника или его зама, и молчать. А еще - думать, анализировать, сопоставлять. И запоминать.
У въезда на мост послышался звук громко тарахтящего двигателя. Здесь применяли странную схему ДВС, работающего на спиртово-масляной смеси. Экологично, дешево, но очень громко и слишком маломощно. Машины напоминали плод кровосмесительной фантазии дизайнера первых танков и кубиста-мазохиста: огромные, квадратные, с шинами низкого давления. Ни одной изогнутой линии, но зато обилие хрома, никелировки и бронзовых украшений, придававших автомобилям сходство с каретами времен Ренессанса.
Почти невидимый в темноте «континент», скрипя рессорами и чихая мотором, выполз из-за опоры спустя долгую минуту. Получил в двигатель три «гремлина» с наведением на тепло, чихнул, дернулся и затих. Водитель тщетно терзал ключ зажигания в попытке оживить омертвевший двигатель, но тот отзывался только унылым скрежетом вставшего в распор железа валов и шестерней.
Доктор задействовал вторую тройку микроракет, пронзивших сталь и дерево салона. Внутри немедленно заклубился туман наркотической взвеси, погружавшей человека в глубокий сон без сновидений. «А еще она не вызывает головной боли, привыкания, приводит пациента в состояние повышенной внушаемости…» - Спенсер бесшумно вдохнул морозный воздух, и метнулся к машине так быстро, как мог. – «Только на кой? Все равно… Потом в отработку… Заботиться о трупах? Пфе!»
Широкие двери сзади распахнулись, выпуская наружу клубы «Спокойной ночи», запах дорогого табака, вина и парфюма. Мощное тело, отягощенное обильными жировыми отложениями, упакованными в натуральные ткани и меховую шубу из чего-то вроде песца, даже не пошевелилось, выводя сочные рулады красным с прожилками носом. «Алкоголик, гурман, один из богатейших людей континента», - Спенсер, увязывая непослушного контрагента в тюк для транспортировки, чертыхнулся. – «Вот боров. Фунтов четыреста, наверное. Двести кило… Хряк молочный, твою кавалерию! Морской министр, неограниченное влияние, необходима постобработка и низвержение. Использовать осторожно – негипнабелен».
Вытащив на покрытие моста сверток, топорщащийся снаружи мехом шубы, документами с грифами «сов. секретно» и «ты этого даже не видел», картами и сигарницей, доктор схватился за спину и тихо крякнул. Сейчас не хватало только потянутых сухожилий. Уколовшись в кармане об одноразовый инъектор стима, Спенсер присел, тихонько вздыхая, у ржавых балок ограждения, разделяющих проезжую часть и текущую где-то внизу реку. Темнота в глазах рассеялась, и он почувствовал прилив бодрости. Сейчас можно было пробежать хоть марафонскую дистанцию с тремя такими тюками за спиной, и только слегка запыхаться. Зверски хотелось курить.
Доктор одним движением взвалил морского министра на плечи, вскочил на шершавые от ржавчины балки, и радостно захохотал в ночную холодную тьму. «Черт, кажется я перепутал иголки…» - подумал Спенсер, спрыгивая вперед, и чуть вправо, навстречу льду, стылой воде, и ощущению полета. Ему было хорошо.
В портал он вошел некрасиво, зацепив самый край. Молочно-белый плоский круг, имевший, как могло показаться стороннему наблюдателю, только два измерения, раскрылся под углом к траектории прыжка. Курс исправить не представлялось возможным, и с потерей куска шубы, да и жировой прослойки своей цели доктор был готов смириться…
…Он ударился головой о сварной титановый профиль приемного отделения третьей базы, и ошарашено замычал. Дальнейшее память сохранила обрывками – выстрел из пневматического ружья, мир начинает вращаться, лицо какого-то военного в новенькой форме со знаками отличия Римской Империи, наплывающее со словами «Quid hic agis, servus?»…
Полковник потом передавал поздравления, и устами своего зама долго извинялся за неласковый прием. Целых две фразы: «Солдат, ты говно. Но продуктивное говно!»

Спенсер тщательно запомнил лицо офицера, и отметил провести поиск по новооткрытым Параллелям с ранней точкой ветвления. Интересный мир…
Но насколько все хреново в Сети, если приходится импортировать солдат и офицеров из таких жестоких и примитивных линий?
Доктор проснулся, оглядел стандартные апартаменты, добрался, пошатываясь, до булькающего фильтром диспенсера, и долго пил воду. Потом он сел на пол, опираясь спиной в потной майке на пластик водяного хранилища, и тихонько заплакал. Он ненавидел одиночество. Особенно – такое.

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Весна?!

В воздухе подозрительно пахнет весной. В освободившееся местами от гнета тяжких серых туч синее небо хочется глядеться, словно в речные воды, и вдыхать эти ароматы... Зеленеющая на газонах трава и внезапно загулявшие кошки меня тоже не удивляют, хотя на улице и царит декабрь.
Вот такая вот южная, едрена вошь, зима. Плюс семь и дождик. И Новый Год на носу)

@темы: всякоразно, Волосы дыб(р)ом, позитифф

---

сны

Сегодня во сне я сжёг "Террор". Пустой, обледеневший, покинутый - с Туунбаком на борту, и мной. Порох, масло, шипящий факел - и рёв бессмертного злого духа, которого пожирает пламя.
Я проснулся в поту, тяжело дыша, и долго смотрел в разгорающееся за окном серенькое утро. Во сне остались ревущий огонь, глотающий высохшее от мороза дерево, обжигающе холодная черная вода, плещущая в огромной полынье, которая поглотила остов корабля, и ощущение борьбы с чем-то неимоверно сильным.
Я победил. И, кажется, выжил. Надолго ли?

@темы: бывают, деточка, и просто сны!, мое

---

Доктор Спенсер. Стальная Щель.

Внутри стен, выглядевших старыми, облупленными и выщербленными, скрывалось оборудование из какой-то очень далёкой Параллели. Помещение могло почти мгновенно преображаться, отращивая и изменяя предметы обстановки под новую задачу. Сам доктор видел с десяток вариантов, и еще сотня была описана в толстом дневнике, всегда лежавшем на столике у входа. Ни дневник, ни столик не менялись никогда.
Сегодня они квартировали в старом заброшенном складе. Это было намного лучше, чем футуристическая автоматизированная прозекторская, как-то расчленившая уснувшего на столе кибера, или детский садик ядовито-лиловых тонов с инфракрасной подсветкой по периметру и шипастыми стульями, снабженными отверстиями для хвостов... Про кухню он вспоминал с содроганием, и старался избегать Стальной Щели в эти периоды. По счастью, редкие.
Спенсер осторожно погладил стену, восхищаясь инженерной мыслью вероятного будущего, и обернулся к спальным мешкам и оборудованию, сваленному в кучу посередине большого гулкого зала. Ионеску и Патчесс, ворча, возились у проржавевших кранов, пытаясь выдавить из системы немного воды для котелка. Брякало железо, скрипела кожа костюмов, Ионеску сорвал ноготь, и шипел всякий раз, задевая заусенца на кране. В неплотно прикрытую дверь, притворявшуюся сегодня металлической, дул холодный ветер с мятным привкусом и запахами палой листвы, и ржавого железа. Параллель снаружи была негостеприимной, и посещалась очень редко. Сюда направлялись беглецы от закона, редкие по меркам Линии искатели "свободы от", и религиозные фанатики всех мастей и расцветок.
Доктор задумался, механически открыв дневник в потертой кожаной обложке, и просматривая последние записи. Они появлялись в разбухшей от влаги и осевшей пыли книге непроизвольно, вне желания или нежелания посетителей убежища. Но Спенсер знал, как обмануть систему, а большая часть невольных гостей - нет. Последние строки были неровными и рваными, словно записки сумасшедшего или неразумного ребенка. Прочесть их не получалось.
"Интересно, почему всех так тянет в эту могилу? Здесь даже воздух мертвый и затхлый. А уж эта мята..." - он поморщился, подавляя желание сплюнуть. Из-за этого места он бросил употреблять чаи и настои с мятной отдушкой, и возненавидел пастилки для свежести дыхания. - "Все равно дальше убежища - не убежать. Тут есть вода, и, в некоторых фазах - пища. Невкусная, отвратительная... Но выжить можно. Вопрос только - зачем?"
Из этой Параллели не было других выходов, кроме входного круга в центре Свалки. Исследователи, которым было решительно нечем заняться, углублялись в пространство на сотни и тысячи километров, но кучи мусора продолжали тянуться и там. Громоздясь выше и выше, опадая распадками и ущельями, или рассыпаясь бесконечными равнинами давно сгнивших останков неизвестной цивилизации. Люди - упорные существа, но даже у них есть предел. Когда стало ясно, что Свалка не может служить ни источником полезных ископаемых, ни, как бы странно не звучало, местом для захоронения отходов опасных производств, посещения этой Параллели запретили, но круг закрывать не стали…
"Всегда найдутся те, кто нарушит запрет, и рванётся в переход, надеясь на лучшую долю. Или на добычу. Или на..." - доктор прервал размышления, и прижался к стене, достав из ножен на предплечье тонкое лезвие. На гранях стилета застыла тёмная плёнка паралитического яда.
Беглец все-таки вернулся к убежищу. Просидев на Свалке неделю или две, он истощил свои запасы. Зная, что власти Параллели-1970 и Линии не простят ему множественные убийства на религиозной почве, Дон Джонс мог надеяться только на охотников, идущих по его следу. "Последний Ангел", как он себя называл, был вполне способен убить, освежевать и съесть своих преследователей. "Тридцать лет, вес двести метрических фунтов, третий ранг самбо-до, владеет огнестрельным оружием на уровне рейнджера Линии", - ориентировка прокрутилась в голове сама. Выделились еще слова: - "Наркоман с семилетним стажем, эндорфинозависимый, неизлечим. В состоянии синдрома отмены особо опасен. Подлежит уничтожению".
Дверь скользнула на роликах в сторону. Поток ветра усилился, и внутрь на полусогнутых ногах медленно вошел мужчина в оборванном и вытертом комбинезоне. Коричневая ткань, покрытая потеками и пятнами, плотно обтягивала широкую спину подозреваемого. Спенсер наметил точку укола, и напрягся…
Ангел поднял руку, сжимавшую сморщенную сферу, и, почти беззвучно рыча, сжал её по направлению к склонившимся над спиртовкой помощникам доктора. Федеральные агенты, сосватанные Спенсеру разведкой Линии, рассыпались серым пеплом вместе с частью вещей и запасов. Доктор слегка подправил траекторию движения стилета, чтобы не перерезать яремную вену, и глубоко царапнул шею и горло преступника. Осторожно подхватив бьющееся в мелких судорогах тело, Спенсер опустил его на пол, вынув из расслабившейся влажной ладони страшное чуждое оружие.
Бросив взгляд на прах, медленно оседающий в воздухе, он с трудом подавил желание ударить стилетом прямо в затылочную ямку Ангела. "Федералы будут безумно счастливы казнить мистера Джонса максимально болезненным способом. Убийство гражданских и каннибализм они бы, может, и простил… Но двух своих агентов, распыленных в затхлом воздухе... Сомневаюсь", - Спенсер упаковал тело для переноски, зафиксировав конечности и надел на пациента памперс для взрослых - "Идти далеко, поперечно-полосатая мускулатура работает плохо, сфинктеры не держат... Так, порядок".
Отобрав из кучи бесполезных вещей флягу с настоящей водой, пару рационов и спальный мешок, доктор положил их в мятый рюкзак вместе с загадочным излучателем-сферой, и забросил шмотник на спину. Сверху он взвалил на плечи безвольно подергивавшегося Дона, и пару раз подпрыгнул. Тело на загривке смачно испустило газы.
- С-скотина! - с чувством прошипел сквозь зубы Спенсер, и бросил в направлении разгромленного бивака короткий цилиндрик пиропатрона. Когда он прикрывал дверь, за ней тихо бумкнуло, и металл на мгновение стал обжигающе горячим.
"Ну, вот и всё", - подумал доктор, вспоминая лица агентов Патчесса и Ионеску, и мысленно попросил у них прощения. - "Если бы я... Хотя, нет. Простите, ребята. Надеюсь, следующая реальность будет к вам благосклонней".
До круга оставалось пять миль и несколько часов.

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер

---

Доктор Спенсер. Бессмертие.

«Мы не можем ждать бессмертия от природы, взять его у нее – наша задача». - И. В. Мичурин, 1934 г.

«Жизнь – наихудшая форма существования, если не считать остальных». - Сэр У. Л. С. Черчилль, герцог Мальборо, 1947 г.

«Мне жаль тех, кто гонится за бессмертием, забывая о том, что уже бессмертен. И вдвойне жаль тех, кто его все-таки достигает». – Из выступления д-ра С. Спенсера, 2031 г., Параллель.


…Мы все бессмертны. Приходим в мир, сжигая в двух адски жарких кострах при входе воспоминания и знания. Как зачумленную одежду, как зараженные оспой одеяла, как сброшенные осенью листья с деревьев нашего сада Вечности. Пытаемся начать всё с начала. Наступить на любимые грабли, заботливо подложенные Судьбой и жизнью, совершить в стотысячный раз свои коронные ошибки… Чтобы ещё раз, потирая ушибленные места, сказать: «Да, чёрт возьми, я знаю, что так – больно!», или использовать более крепкие выражения…
Наши тела, дьявол их побери, несовершенны. Болеют. Начинают умирать, едва ожив. Туманят и без того ограниченный жесткими рамками разум. Искажают восприятие и память. И, наконец, в самый ответственный момент, когда уже вот-вот достигнешь чего-то по-настоящему важного – бабах! Торжественный вынос тела (вперёд ногами), награды и флаг на подушечках, именная сабля в изголовье, залп из тридцати стволов императорских гвардейцев… Или – просто разверстая печь крематория, короткий пир тысячеградусного пламени, и пепел, ссыпанный в урну из мятого алюминия.
Наши тела, ангел их поцелуй, прекрасны. Они великолепны, совершенны, чарующи, и вызывают столько эмоций! Служат идеалом, возбуждают талант и способности, побуждают к свершениям и подвигам. Способствуют прогрессу и потреблению, рекламе и развитию индустрии красоты, спортивного инвентаря и товаров, кхм, интимного плана. А еще – лекарств, косметики и наркотиков.
Кругом – сплошная выгода. Только для тел. Душе вход запрещен!

В зале слышится смех.

Мы все с вами – по-настоящему бессмертны. Но постоянно забываем про душу. Именно она – и есть мы. Красивые или уродливые (а, может быть, только считающие себя таковыми?). Умные и глупые. Хитрые и простодушные. Унылые и веселые. Скучные и фееричные. Добрые и…
Этот ряд можно длить бесконечно – как бесконечна жизнь, время и Вселенные. Каждое новое воплощение даровано нам, чтобы научиться чему-то новому, понять нечто непонятое ранее, осознать, как прекрасен мир, и созидать. Созидать, изменяя мир и себя в нём. Любить. Радоваться. Испытывать нежность…
Мы все бессмертны, люди! Но, боже, что мы делаем с нашей душой?
Заколачиваем в себе окна, ведущие к свету, или тьме, или к звездам – по просьбе, приказу, или желанию общества, родственников, коллег, начальства… Тщательно конопатим по периметру, чтобы даже лучик, или чернинка, или шорох звёздной пыли не пробился внутрь. И, довольные, идем дальше по бесконечному замку себя, отыскивая незаткнутые отверстия, через которые видно… странное.
Вы пробовали когда-нибудь закрыть все, абсолютно все отверстия в собственном доме? Вентиляцию, водопроводные трубы, канализацию, все щели и щёлочки. А после – пожить в таком герметичном помещении?
Вижу, что таковых, кхм, здесь нет. Точнее, и быть не может – как только закончится кислород, герметизировавшийся индивид сразу прекратит свое существование…

Возглас из зала: «Доктор, не сразу! Он еще может помучиться…»

Верно. Кто это сказал? Ага, вижу, джентль-фем в лиловом платье с кружевами… Милая, вы правда хотите, чтобы я предлагал присутствующим метафоры максимально физиологичные и с медицинскими подробностями? Но тогда предложите продемонстрировать и голограммы с образами искаженных душ… Это еще сильнее привлечет внимание почтенной публики, и особо чувствительных отправит в поисках туалетных комнат. Вы действительно этого хотите?
Нет? Прекрасно. Фем-леди, спасибо.

Если прекратить всякий обмен информацией и энергией между душой и миром, мы получим мертвое замкнутое пространство, в котором тихо идут процессы разложения и гниения трупа. Трупа вашей души, отягощенного тщетным телом.
Я не призываю вас к анархии и революции, упаси Господь. Полная свобода так же вредна, как и полная герметичность и погружение в рамки, навязанные извне. Продолжая метафору, мы сносим все стены, потолок, пол и подвальный этаж подсознания со всеми плавающими там скелетами, крокодилами и комплексами. И остаемся открыты всем ветрам и временам года – лету, зиме… Проливной дождь прекрасен, особенно – в летний зной, но вот осенью… Или весной – это уже не комфортно.
Мы все бессмертны. Просто не закрывайте окна своей души, и не затворяйтесь в пределах своего тела, не замечая, что вас тянет наружу. Живите, как хочется. Как хочется вашей душе.

Аплодисменты, хохот и свист.

Выдержка из стенограммы выступления д-ра Спенсера 11 января 2031 года, исследовательский институт Интуит-Плаза, Параллель, третий радиус.


- Добрый день, Спенсер! – Кловис Инульгем ввалился в комнату, широко распахнув дверь, и от души поцеловал пискнувшую голограмму секретаря. – Я слышал, ты вчера роскошно выступил в этом бардачном замке, как его, Проститут-Глаза?
- Интуит, Кловис, Плаза… - доктор выключил секретаря, и развернул кресло к нежданному визитёру. – Напомни мне в следующий раз запрограммировать контур охраны на отстрел тебя, твоих двойников и аватар.
- Хе, хе, хе, - разделяя слоги, издевательски произнес Инульгем, падая в оранжевый шар гелевого кресла, и протягивая свои длинные ноги, обтянутые кожей щегольских ковбойских штанов, к иллюзорному камину. – Знаешь, друг, ты тут совсем раскис, я посмотрю… Что, укатали письку крутые сиськи? Или твой одинокий воин еще стоит по утрам, озирая окрестности?
- Иди ты в… анус, - Спенсер сдвинул брови, и поправил сползшие манжеты. – Всё такой же озабоченный, как я вижу. И всё такой же одинокий, нет?
Теперь вспыхнул Кловис, пробурчав что-то себе в усы. Покрасневшие уши алели из-под надвинутого на лоб стетсона, словно фонари «веселого квартала» Параллели 1860-го, а раздувавшиеся ноздри узкого носа ясно показывали, что доктор попал точно. Как из длинноствольной винтовки в монетку за триста шагов.
- Ладно, оставим дела наши скорбные в ведении богов и меньших их, - примирительно произнес Спенсер, касаясь сенсора на кресле, и перемещаясь поближе к своему гостю. – Чего от меня нужно конторе на сей раз? Предупреждаю, я не скоро смогу действовать в полную, кхм, силу. По ряду обстоятельств, связанных с предыдущим заказом…
- Спенс, так ты еще не…? – Кловис еще сильнее надвинул шляпу на глаза, но потом щелчком подбил её вверх, и внимательно окинул своего собеседника цепким взглядом карих глаз. «Колени, таз, спина… М-да, неудачно я зашел». – М-м-м, понимаю… Полковник передавал привет. И пожелания скорейшего…
- Передай полковнику, что я рад его словам, и не мучай себя. Я знаю, как плохо тебе даются слова сочувствия, друг, - доктор указал на свои ноги, и криво улыбнулся. – Я именно потому остановился в этой параллели, наидальнейшей из доступных мне. Здесь хотя бы медицина эффективная. Нанотехнологии, парапластика, нейронная хирургия, протезирование… Еще полгода, и встану на ноги.
- Выздоравливай, друг, - Инульгем ловким жестом выхватил из-под полы своего кожаного пальто плоскую фляжку, и бросил ее в доктора. Тот взял ее из воздуха, словно она была неподвижна, и вопросительно посмотрел на Кловиса. – Чистый яд, сэр!
- А, эликсир доктора Бориса… - понимающе протянул Спенсер, отвинчивая колпачок и осторожно поводя ладонью над горлышком. – Да, это поможет…
Бултыхаясь в силовом геле кресла, Кловис помолчал, и осторожно спросил:
- Док, ты, случайно, не собрался тут осесть с концами? Лекции, выступления, публичная, мать-перемать, жизнь… Жениться не надумал еще? Местные девчонки должны писаться кипятком от твоей привлекательности…
- Нет, мон ами, не собрался. Дождусь выздоровления, потом устрою несчастный случай при невыясненных обстоятельствах, и… Здравствуй, дорога! – Радостный тон доктора контрастировал с его практически неподвижным лицом, на котором, казалось, по-настоящему жили только глаза. Сейчас в них читалась чистая ярость. – Только бы дотянуть еще до отправления…
- Дотянешь. Я видел достаточно, и, поверь моему длинному носу, ты – дотянешь… - Инульгем рывком поднялся из кресла, дождался, пока гель стечет в пол, и вежливо поклонился хозяину. – Спенс, мы ждем тебя. Полковник ждет. А он редко это себе позволяет – ждать людей…
«Зато он их позволяет жрать. В переносном, разумеется, смысле. Выедать мозги тупой солдатской ременной пряжкой… А ты стоишь по стойке «смирно», и медленно подходишь к мысли, что обгадиться в кабинете руководства – это не такая уж и плохая идея. По крайней мере, говно можно будет смыть… потом. Потом и кровью, как говорится…» - Спенсер внимательно смотрел, как Кловис распахивает ногой дубовую дверь, и вываливается наружу, в холл, где его уже ожидают два охранника делового центра. Доктор прекрасно знал, что после часа или двух разбирательств его шутливого друга отпустят, просто чтобы он прекратил доводить окружающих своими идиотскими выходками…
Дверь со скрипом захлопнулась, дрожа. Автоматика пищала, жалуясь на виртуальные боли в фантомных цепях. За окном медленно снижался транспортный дек, готовясь к посадке в порту недалеко от города. Гул его двигателей напоминал Спенсеру о другом корабле, который сейчас стоял в заброшенном «стойле» орбитальных доков, терпеливо ожидая своего хозяина… А тот, затянутый делами и внезапно пошатнувшимся здоровьем, совсем забыл о верном «Ланцете». И о полётах.
«Мне так давно не снилась Бездна…» - доктор подъехал на кресле к панорамному окну, и приоткрыл створку. В лицо пахнуло свежим ветром, и запахами большого города – озоном, пылью, смогом и топливом. – «Да, чёрт возьми, засиделся. Надо бы побыстрее приводить душу в порядок, и валить отсюда. Пока не явился кто-нибудь посерьезнее Кловиса…»
Сзади запиликал сигнал связи. Кому-то было жизненно необходимо поговорить с доктором философии С. Спенсером прямо сейчас, сию же секунду. А он, открыв фляжку, медленно глотал тягучий девяностоградусный настой Бориса, и радовался обжигающему кому, который проваливался вниз, по пищеводу. От каждого глотка этого пойла хотелось то ли сплясать качучу, то ли набить морду ближайшему полицейскому, то ли ограбить банк. Хотелось жить.
Душа проснулась.

@темы: творчество, проза, мое, Доктор Спенсер