Есть долг, честь и совесть. И кибервойска.
Глава написана в соавторстве с Александрийская Рулетка.
Завершение регаты
«Александрийская Рулетка» медленно подползала к огромному, приветственно сияющему многочисленными огнями металлическому кольцу зоны финиша. Быстроразборное сооружение, возведенное орбитальными монтажниками за считанные дни, напоминало Элю огромное сидение от древнего унитаза для великанов, обильно усыпанное светодиодами. Он тихо хрюкнул от смеха, и послал образ Алире, которая вернула его обратно, уснастив подробностями в виде сияющей золотым голограммы человеческих фекалий в центре кольца, и дальше они смеялись вместе.
Имели право.
Яхта, перед началом регаты блистающая металлом и серебрящаяся полировкой, сейчас больше напоминала вырвавшийся из блокады крейсер — обугленные пластины, рваные дыры на обшивке в месте подрыва пиратских десант-ботов, сорванные обтекатели двигателей, открывающие всем взглядам огромные дюзы… От космического камуфляжа остались одни воспоминания, а про стыковочные огни пришлось забыть после первого же боя — пираты с присущим им чувством черного юмора старались в первую голову расстреливать именно световые маркеры.
Картину разрухи и славного боевого прошлого «Рулетки» прекрасно дополнял генератор сингулярности, вызывающе торчащий в разверстом фальштрюме. Жерло излучателя помигивало силовым полем и фазовыми инверторами, от чего у сведущих людей сводило сфинктеры. Встречающий выживших участников регаты эсминец местного флота сил планетарной самообороны предпочел медленно отползти под прикрытие орбитальной пересадочной станции, и оттуда наблюдать за процедурой стыковки с зоной финиша.
О реакции устроителей и организаторов гонки можно было лишь догадываться по взволнованному тону речей и окутавшему круизный лайнер силовому полю десятого класса.
Впрочем, это ничуть не омрачило настроения Алиры и Эля, которые сняли боевое питание со своей пушки только при входе в атмосферу. Зона финиша была только первой из всех необходимых формальностей на извилистом пути к трем миллиардам.
«Рулетка», скрипя шпангоутами и набором корпуса, мягко коснулась посадочными опорами ровного кералитового посадочного поля космопорта имени Жан-Поля Баньяна, и замерла, словно экспонат выставки «первопроходимцы космоса». От здания порта, сияющего голографическими изображениями и газерными вспышками, к яхте стрелой помчались три глайдера с обслуживающим персоналом, таможенниками и представителями координационного комитета «Осенних Сюрпризов», за которыми, словно стая гигантских пчел, следовала туча микро— и мини-дронов, съемочных роботов и нанокоптеров, принадлежащих новостным службам, частным репортерам, техношпионам и просто любознательным личностям.
— И пока я не увижу подтверждения перевода средств на счет в банке «Империум», я буду стоически молчать и трагически вздыхать в камеры, описывая бедственное положение космических трасс в этом секторе, — Алира, не выключая голографического экрана, висящего перед глазами, спустилась по слегка погнутому трапу на посадочное поле.
— И что теперь? — мрачно осведомился Гриффин у стоящего рядом агента. — Мы можем быть свободны, нас уже закидали носками?
Доктор был не в лучшем настроении. Он, конечно, понимал всю тяжесть сложившейся ситуации, полевые условия и прочие мелочи, вынудившие его просить помощи у Спенсера после ранения при попытке штурма яхты, но смириться с этим не мог.
Этот чертов шовчик не давал ему покоя. После того, как Спенсер вернулся и лично запихал доктора Гриффина в его же автохирург, хранящийся в трюме, агент зачем-то подвязался чинить рубашку Льюиса, совершенно изодранную в клочья. Не то от нечего делать, не то от великой заботы, но Спенсер зашил прорванные осколком места на ткани так, что теперь эти швы снились Льюису в кошмарах. Он то и дело представлял себе, как ему приходится отдаваться в руки агента, и тот проделывает с его телом те же манипуляции, повергая в фатальное уныние всё чувство прекрасного, какое только может быть внутри хирурга.
На самом деле Гриффину было немного завидно. По всему получалось, что Спенсер спас ему жизнь, да еще и одежду починил, а ее, надо сказать, у беглецов было немного.
Единственное, чем утешался Гриффин, меркантильное чувство надобности со стороны Спенсера.
— Ну, мы тоже должны пойти туда, — Спенсер махнул рукой куда-то в сторону шумного сборища людей неподалеку. — Пока нас никто не рассчитал, багаж не выдал, да и подвезти ребята обещали… так что, придется нам пережить всю эту круговерть почестей и внимания.
— Буди, когда закончат, я буду в автохирурге, — резко развернувшись на месте, попытался сбежать Гриффин. Спенсер цепко ухватил его за руку.
— Ну уж хрен! — взвыл он. — Только попробуй оставить меня наедине с этими… барракудами в перьях.
— Акулами пера, — огрызнулся Льюис. — Акулы-хуюлы, — привычно выругался он.
Толпа, тем временем, заметив отсутствие еще двух членов экипажа, качнулась в их сторону, заставив Гриффина побледнеть, а Спенсера инстинктивно принять боевую сосредоточенность, отразившуюся на лице.
Спускаться им все же пришлось. Спенсер шел первым, с каменным выражением на лице раздвигая своим телом скопившихся репортеров и любопытных почитателей гонок. Льюис шел чуть сзади. В какой-то момент, когда до земли оставалось несколько шагов, он заметил в толпе человека. Ничего примечательного в нем не было. Невысокий, худощавый блондин вежливо улыбался и смотрел прямо в лицо Льюису, словно давно знал его.
Гриффин хотел было окликнуть Спенсера, но того уже унесло волной галдящих людей. Незнакомец продолжал спокойно стоять посреди моря волнующихся и возбужденно орущих людей. Гриффин сделал вид, что все в порядке и продолжил следовать за агентом.
Когда доктор поравнялся с незнакомым худощавым блондином, тот медленно вытащил и покрутил в руках искореженный и помятый наплечник от брони.
Льюис почувствовал, как в голове ухающими ударами пульсирует кровь, заглушавшая все остальные звуки. Блондин чуть склонил голову на бок и бросил наплечник, растворяясь в толпе. Он шел спокойно, будто невидимая сила немного раздвигала шумный народ на его пути, а за ним тут же плотно сжималось кольцо людей, напирающих и наседающих на Гриффина и Спенсера, задающих им нелепые и дурацкие вопросы о том, что с ними случилось в пути…
Спенсер, не меняя выражения морды лица, пробирался сквозь толпу разгоряченных фанатов и репортеров, и старался не потерять из виду двигавшихся чуть впереди Эля и Алиру, которые умудрялись просачиваться между людьми как бы невзначай, обтекая препятствия, словно вода, бегущая между камней по руслу горной реки. Так же стремительно и неостановимо. Агент даже задумался, работая руками и стараясь беречь свою одежду, которую самые неугомонные старались разорвать на сувениры. «Где можно было научиться так двигаться? При том, что в обычной жизни Эль выглядит неуклюжим и неловким… Это что-то совершенно невообразимое. Я бы сказал, выходящее за рамки представлений об обыденном».
Гриффин, догнавший его в начале коридора безопасности, спешно выстроенного представителями местной полиции, был потен, краснолиц и необычно молчалив, а на приглашающий жест Спенсера, пропустившего дока вперед, ответил только бурчанием.
Внутри VIP-зала космопорта, арендованного корпорацией «Магнус», было прохладно и тесно. Летняя жара, царившая снаружи, и марево от покрытия посадочного поля сменилась шелестом системы кондиционирования, постукиванием искусственных пласталевых листьев декоративных пальм, и гулом голосов людей, рассаживающихся за изящные столики. Среди праздной публики, одетой в очень широком диапазоне мод и направлений, мелькали юркие живые официанты, разносившие прохладительные напитки. Посреди зала был воздвигнут своеобразный подиум, на котором парил диск мобильной конференц-платформы, и стояли с десяток неудобных изукрашенных кресел. Острый глаз агента разглядел инвентарные номера на ножках, и Спенсер понял, что седалища взяли из комнаты отдыха персонала космопорта. «Могли бы и не экономить, — подумал он, но потом понял, что сморозил чушь. Если бы выиграл кто-то другой, праздник бы организовали на совсем другие деньги. — Да, потеря трех миллиардов чувствительно ударит по корпорации «Магнус». Да и ладно».
Алира и Эль уже уселись в кресла на центральном подиуме, и Спенсер, взяв на буксир Льюиса, который внимательно изучал окружавших их людей, направился туда же. Возле конференц-платформы, настраивая микрофоны, возился техник, которому что-то объяснял высокий худощавый мужчина в ярко-синем костюме из искрящейся ткани и черных туфлях. Сзади он напомнил Спенсеру Кловиса, и агент напрягся. Но ведущий, взяв тонкую трубочку микрофона у техника, повернулся в профиль, и Спенсер расслабил напрягшиеся мышцы. Лицом шоумен нисколько не походил на хитрого Койота, даже форма костей черепа была иной — более широкие скулы, узкий подбородок, низковатый лоб.
— Давайте сюда! — прошептал Эль в браслет, и его голос ретранслировали полоски пластика на запястьях докторов. Льюис пожал плечами, и направился к сцене.
Дальнейшее слилось в круговорот торжественных речей, которые произносили по очереди представители комитета гонок, планетарного правительства, местных олигархий, корпораций и консорциумов. «Поздравляем… Желаем… Соболезнуем… Приподнимаем…»
Спенсер с трудом сдерживал зевоту, и едва не вывихнул челюсть, дожидаясь окончания говорильни. Ведущий сыпал остротами, вызывавшими оскомину и раздражение, камеры жужжали и вились в воздухе, вспыхивая подсветкой. Кондиционирование едва справлялось.
Наконец, виновников торжества отпустили со сцены. Эль и Алира, вцепившись в лысого невысокого толстяка из правления «Магнуса», увели его в огороженный пальмами угол для переговоров, а Гриффин и Спенсер устроились за угловым столиком, с видом на посадочное поле и бурлящий жизнью зал.
— Теперь ты понимаешь, почему я так не люблю людей… — Льюис отпил воды из высокого запотевшего стакана, и устало откинулся на спинку стула. — Их слишком много. И они все говорят. Сразу.
Спенсер, почувствовав приближение приступа голода, мучившего его уже не первый день, щелчком пальцев подозвал официанта, и облегчил его поднос на тарелку с острыми жареными крылышками какой-то разновидности курицы. Большой бокал со светлым пивом прекрасно заполнил промежутки между словами и хрустом тонких косточек.
— Я отвык от пребывания в обществе, — признался агент, вытирая губы салфеткой. — Даже в таком… специфичном. С момента публичных лекций в Параллели А2180 мне не приходилось видеть перед собой столько людей сразу. А уж со сцены…
— Сцены-хуены… — Гриффин опустил подбородок на сжатый кулак, и внимательно посмотрел на аппетитно жующего агента, профессионально отметив про себя, что тот еще не полностью восстановился после боевого режима. Даже инъекции нанов из НЗ не очень помогли — Спенсер похудел на десять килограммов, и периодически впадал в жор, стремясь вернуть себе форму. Причем, это было подсознательное стремление, что его сильно тяготило. Впрочем, виноватое лицо Спенсера, застуканного на камбузе ночью, в одних плавках и с брикетом клонированной ветчины, доктор собирался хранить в памяти еще долго. — Ты уже выступил? Выступил. Потешил свое чувство гордости? Потешил. А теперь расскажи мне, как ты видишь наши дальнейшие действия.
— Дождемся наших нанимателей, узнаем их планы, — пожал плечами Спенсер, дожевывая крылышко. — Я не думаю, что яхта сейчас способна на долгие переходы, сам видишь — дырка на дырке. Удивительно, что за последние три дня скафандры пришлось надевать всего трижды…
Льюис вспомнил вкус воздуха с примесью сероводорода и поморщился:
— Я понимаю, ты сейчас в восторженном настроении, и все такое, но… Не забывай, что у нас есть багаж. И его надо как-то перевозить, так что транспорт сейчас важнее, чем комфорт.
Доктор немного задумался, вспоминая увиденного им в толпе блондина с покореженным наплечником, и никак не мог решить — рассказать Спенсеру о нем, или не стоит? Но сделать выбор не успел. Промокнувший губы салфеткой агент внезапно напрягся, словно увидел призрака. Или тяжеловооруженного штурмовика Корпорации…
— Подожди здесь, — бросил он Льюису, поднимаясь из-за стола, — я сейчас…
— Стой! — Гриффин, едва не потеряв равновесие, вцепился пальцами в запястье Спенсера. — Куда ты? — проследив направление его взгляда, доктор заметил красивую темноволосую женщину с великолепной фигурой.
Темно-вишневое платье из натуральной замши подчеркивало нереальное совершенство линий тела, а, когда незнакомка повернулась за бокалом шампанского, обрисовало контур великолепной груди. Льюис удивился стоимости и сложности комплекса операций и генной терапии, необходимой для поддержания такой телесной красоты. Либо — наноимплантации, что автоматически выводило их обладательницу в тысячу самых богатых людей этой планеты.
— Жди здесь, — Спенсер осторожно разжал пальцы доктора, и, словно по тонкой ниточке, направился прямо к женщине, которая сейчас удалялась в направлении помещений санитарно-гигиенического комплекса. — Я вернусь буквально через пару минут.
— Спенс! — Гриффин привстал со стула, уронив его. — Да куда же ты, дурень...
— У меня встреча с одной тайной, — загадочно ответил агент, ускоряя шаг.
— Да подожди ты, — зашипел Гриффин, пытаясь удержать агента, — мне тебе надо кое-что сказать. Я тут встретил одного человека…
Спенсер одним легким движением стряхнул с себя руку доктора, бросив что-то резкое через плечо, и удалился прочь, вслед за эффектной темноволосой женщиной.
— Спенсер, мать твою! — в отчаянии крикнул Льюис, но его спутник уже слился с толпой гостей. — Ну и пошел ты, псина тупая, — зло сказал доктор, намереваясь уйти прочь. В этот момент кто-то мягко тронул его за рукав рубашки, обращая на себя внимание. Льюис развернулся, чтобы дать нелицеприятную отповедь очередному наглому журналисту или тупой поклоннице, но осекся. На него спокойно смотрел тот самый блондин, которого он видел в толпе.
— Доктор Гриффин, прошу вас, нам надо поговорить, — обратился он к Льюису. И вот теперь он узнал его голос. Патрик Вуниш, инквизитор военного Корпуса субсектора Малидакана, возглавлявший операцию по задержанию Гриффина на одноименной планете. Льюис осознал и то, что за наплечник был в руках Патрика.
В тот самый момент, когда Спенсер, закрытый в автохирурге, активировал звуковые пушки на крыше клиники, Вуниш сумел уцелеть благодаря броне, счастливым обладателем которой являлся тогда только он из всего отряда злых и агрессивных военных патрульных.
Льюис хотел было отшить инквизитора, попытаться удрать, скрыться, но передумал. Идти ему было некуда, инструменты и приборы остались на «Александрийской Рулетке», Спенсер просто бросил его, променяв на какую-то миловидную тупую бабу.
— Хорошо, — легко пожал плечами Льюис. — Почему бы и нет? Раз уж вы так настаиваете, что даже сувениры с последней встречи храните.
Патрик не сдержал искренней улыбки.
— Может, это покажется странным, — сказал он, — но мне бы не хотелось, чтобы меня видели рядом с вами.
Гриффин удивленно присвистнул. Они вышли через черный ход и остановились в темном переулке за рядами мусорных контейнеров. Ароматы тлена и безысходности сбивали с ног всякого, кто рискнул бы здесь оказаться, но ни Патрика, ни Льюиса это не волновало. Эти двое в своей жизни сталкивались и не с такими запахами. Вонь заживо разлагающегося тела или запахи испражнений, рвотных масс или застарелого пота трудно было переоценить или вычеркнуть из памяти и тому. И другому переговорщику.
— Мог бы просто арестовать, — пожал плечами Льюис, все еще кипящий от злости на Спенсера и его легкомысленность. — Или пристрелить.
Патрик отрицательно покачал головой и протянул доктору пачку хороших сигарет. Гриффин взял одну, чиркнул своей зажигалкой и закурил. Сигаретный дым отлично отбивал остальные запахи. Во всяком случае, делал их менее тошнотворными и резкими. Инквизитор тоже закурил, выпуская колечки густого терпкого дыма вишневого табака.
— Ты же не убивал Вандешанца, — утвердительно сказал Патрик, не глядя на Гриффина. — Да и транспорт не сбивали твои мнимые сообщники. Ты один. Один был, один и остаешься, Льюис.
Гриффин скрипнул зубами. Слова инквизитора просто провоцировали его сказать очередную резкость или хотя бы сделать вид, что Льюису все равно. Но недавний поступок Спенсера не давал доктору уверенности в своей правоте, и он промолчал, спокойно разглядывая Вуниша.
— Вряд ли человек, способный на перечисленные обвинения, станет беспокоиться о том, выживут ли какие-то там люди из группы захвата. Ты бы не стал пытаться убедить меня отвести моих людей тогда, у клиники, если бы являлся просто маньяком, съехавшим с катушек. Подумаешь, одной жертвой больше, одной меньше…
— Ты сейчас ко мне так подмазаться пытаешься? — холодно усмехнулся Льюис, глубоко затягиваясь вишневым табаком. — Можешь даже не пытаться. На лесть не введусь уже давно.
— С тех пор, как покинул Корпорацию? — с едва уловимым нажимом произнес Патрик. Льюис согласно кивнул, и только потом осознал, что подчинился, расслабился и впустил в мысли этого странного инквизитора. Гриффин попытался собраться, выстроить новую стену непроницаемости и безразличия, на которых строилась его неуязвимая защита, но передумал.
«А на кой хрен? — спросил он сам себя. — Если меня ради первой же попавшейся бабы кинули, чем я лучше должен быть?»
— Ладно, что тебе надо, инквизитор? Арест, как я понял, не предполагается, убийство у помойки тоже. Не покурить же ты меня за школу позвал, пока мамка не видит.
Льюис смотрел на невысокого худощавого инквизитора и обдумывал, хватит ли у него самого сил справиться с этим человеком в случае чего-то непредвиденного. С одной стороны, Гриффин был в той же весовой категории, что и Вуниш, только выше его на полголовы, что, в общем-то, было несущественным. С другой стороны, вряд ли Патрик был весь такой тонкий и ломкий, раз уж до сих пор состоял на службе Корпуса в должности инквизитора.
Вуниш молча вытащил из внутреннего кармана медальон со стилизованной буквой «I» и спросил:
— Знаешь человека по имени Кловис?
Гриффин отступил на шаг, побледнел и начал озираться по сторонам. Зрачки доктора расширились, взгляд стал странным, будто Льюис смотрел внутрь себя, в свою память. Покачивающийся на цепочке медальон едва уловимо поблескивал, отражая свет далеких звезд, как метроном, успокаивая и настраивая на…
Льюис вцепился в свою голову руками, едва не вырвав клок волос, и сдавленно застонал, сгибаясь пополам.
— Убери… — прохрипел он, — убери это…
Патрик непонимающе взглянул на Льюиса, но медальон спрятал. Гриффин резко отвернулся, бросаясь в сторону и скрываясь за одним из контейнеров. Патрик хотел последовать за ним, но услышал характерные звуки опорожнения желудка и остался на месте, закурив вторую сигарету.
Через пару минут Гриффин вернулся. Всклокоченный, бледный и злой, как черт.
— Я не знал, — спокойно объяснил инквизитор. И Гриффин, открывший рот для отповеди в его сторону, медленно кивнул. Он понял, что Патрик действительно не знал, какой эффект произведет его, казалось бы, игрушечная бляха на доктора.
— Закурить дай, — ворчливо попросил доктор. Вуниш молча протянул ему пачку сигарет.
— А что случилось? — решился спросить Патрик. Доктор тяжело вздохнул, пару раз глубоко затянулся табаком, отправил щелчком пальцев недокуренную сигарету прочь и сказал:
— Да так, вспомнил кое-что… ты мне расскажешь, чего позвал или так и будем тут мусором дышать?
Патрик рассказал все, до чего додумался накануне. Льюис никак не проявлял своей реакции, ни подтверждая, ни опровергая слов Вуниша, а над некоторыми выводами, вроде того, что Корпорация могла бы и раньше его побеспокоить, казалось, серьезно задумался.
Спенсер двигался, то ускоряя, то замедляя шаг, за женщиной в темно-вишневой замше. Что творилось в его голове в этот момент, было сложно передать. Воспоминания теснились и прыгали, подобно стае сбесившихся котолаков, и агент безуспешно пытался успокоиться. Всплывали подробности инцидента в той Параллели, где он прожил так долго, что даже сделал попытку завязать какие-то отношения. «Любовь ли это была? Возможно, что и любовь… — думал Спенсер, ощущая, как в его ногах вспыхивают отголоски той боли, что терзала его месяцами. К счастью, психосоматику ему сейчас удалось подавить сразу. — Гнилая, простая, искореженная любовь изгоя и местной наивной дурочки».
На самом деле — и агент понимал это — уничижительные слова, прозвучавшие в его сознании, принадлежали Спенсеру тогдашнему. Сейчас, растеряв большую часть своей вальяжности и ощущения собственной значимости, агент понимал: очень часто в прошлом он совершал ошибки. Причем, не понимая неправильности своих решений, и не делая выводов из них. Тот же случай с Тайной… Сейчас он бы поступил по-другому. И чувства, которые в тот момент управляли им, в настоящее время казались… неправильными, что ли. Ведь можно было…
— Извините, сэр! — вылетевший из бокового прохода юноша-курьер в униформе обслуги космопорта не рассчитал траекторию, и врезался в агента, как раз справившегося с болью в ногах. — Простите, пожалуйста!
— Ничего, бывает… — Спенсер расслабил руки, одна из которых автоматически сжала правое запястье курьера, а другая — вцепилась в воротник его куртки. Отголоски боевого режима все еще пробивались наружу. — Аккуратнее будь.
Агент, отпустив умчавшегося к VIP-залу курьера, окинул взглядом ярко освещенный переход, заставленный вдоль стен каменными статуэтками, кадками с пластиковыми растениями и рекламными стойками туристических агентств в металлических рамках. Людей было немного, и широкий проход просматривался почти весь — от выхода в главный зал порта до поворотов к санитарному блоку, камерам хранения и таможенному посту. Тайны он не заметил, и это было странно. «Куда она могла деться? В, извините, сортир? Хм. Ладно, — Спенсер пожал плечами, и направился к санблоку, насторожившись. — Что-то здесь не так».
Курьер, сбивший его с мысли, вместе с тем выбил и излишне романтичный настрой, вернув агенту собранность и способность внятно анализировать обстановку.
«Тайна осталась в клинике этого жирного доктора, как его? Борова? Бормана? А, Мюллера, да, — Спенсер остановился возле рекламы туристических бунгало «О. Семенович и Ко», и сделал вид, что изучает условия аренды трехэтажных домиков на тропических островах. — Тех денег, что я оставил этому козлу, вполне хватило бы на долгую и красивую жизнь на протяжении многих лет. Понятное дело, если не играть в сквиш и не делать ставки на кроличьих бегах. А, да и хрен с ним, с этим мешком говна! Тайна забыла всё. Я видел записи. Как она оказалась здесь? Зачем?»
Прикинувшийся ветошью агент внимательно просматривал переход, и делал для себя отметки в памяти. Задумчиво подперев подбородок кулаком, он старательно шевелил губами, изображая потенциального клиента неизвестного ему О. Семенович и компании.
Когда из ответвления перехода, ведущего к санблоку, появилась она, Спенсеру удалось удержать на лице отсутствующе-нейтральное выражение, хотя сердце в его груди стучало так сильно, словно старалось пробить рёбра и выбраться наружу.
Темно-каштановые волосы, уложенные в кажущуюся простой прическу, небольшая диадема из неброской платины и небольших гранатов, легкий макияж, подчеркивающий тонкие черты лица и легкую раскосость глаз. Несколько тонких браслетов из золота и серебра на руках, маленькая сумочка из бардовой кожи.
Всё это Спенсер увидел сразу, объемно и четко, словно стоял не в почти десяти метрах, рядом с женщиной. Которую когда-то любил, как мог и как умел… Сердце, гулко бьющееся до того, замерло, когда рядом с Тайной появился высокий худой мужчина в изысканном дорогом смокинге, смотревшемся на нем, как на вешалке. Холодок пробежал по спине агента, и его бросило в пот.
Мужчина неожиданно изящно взял под руку улыбнувшуюся ему с обожанием Тайну, и они двинулись к выходу в главный зал. Обтянутое смуглой кожей лицо человека в смокинге — с тонкой ниточкой усов над верхней губой и заплетенными в косичку черными волосами — сейчас, как никогда, походило на нагло усмехающуюся морду хищника из семейства псовых.
Кловис Инульгем хитро прищурился в сторону замершего Спенсера, как бы говоря: «видишь ли, друг, я тут просто проходил мимо…». Агент встретился с Кловисом глазами… и сделал вид, что не узнал ни него, ни его спутницы. Только один Создатель знает, каких усилий со стороны Спенсера потребовало это простое действие.
Инульгем с Тайной исчезли в силовом поле дверей главного зала космопорта, и только тогда Спенсер выдохнул. Сердце заходилось в бешеном стуке, кровь пульсировала в висках набатом, а внутренности, казалось, завязались узлом. Агент осознал явленное ему предупреждение, и, развернувшись, поспешил обратно в VIP-зал, к столику, где оставил доктора Гриффина.
«Дьявол… Надо было послушать Льюиса… — мысли неслись в голове, как пули из анахроничного автомата. — Повелся, как маленький! Чертов Инульгем все это время следил за нами. Тайна с ним, и в его власти. Чёрт…»
— Да что ты от меня хочешь, Саймон?! — закричал Льюис на своего друга. — Она тебя не любит, понимаешь? Что я могу сделать с этим?
Гриффин в сердцах стукнул кулаком по столу, от чего стоящие на нём маленькие стаканчики с образцами генетического материала подпрыгнули и зазвенели. Его лучший друг, Саймон Кост, хмуро смотрел на Льюиса, разгорячённого ссорой.
— Смею напомнить, что это не ты, а я с ней познакомился. И почему, почему она предпочла тебя? Что ты можешь ей дать? Тоже мне, подающий надежды учёный-генетик, каждый день потрошащий чужую память на благо Корпорации!
— А что можешь дать ты, агент-хуент? Думаешь, все вокруг должны сраться при твоём появлении? А некоторые даже бабочками?
Льюис был крайне зол. Ещё никогда до этого он не испытывал настолько жгучей злости и ярости к своему другу. Он и Саймон прошли долгий путь от никому неизвестных работников Корпорации до выдающегося специалиста по корректировке и удалению памяти, и одного из самых неуловимых и неуязвимых агентов. И вот теперь между ними встала одна проблема. Одна изящная, хрупкая и миниатюрная проблема со светлыми волосами и карими глазами, которая предпочла агенту его не столь заметного друга.
— Посмотрим, что я могу, — сказал Саймон, громко хлопнув напоследок дверью в кабинет Гриффина. Льюис с досады ударил раскрытой ладонью по краю стола. Несчастные склянки снова звякнули в своих креплениях. Доктор был зол. На самого себя, что не пожелал жертвовать своими чувствами ради амбиций и желаний лучшего друга. На свою избранницу, которая, пусть и случайно, но встала между ними. На Саймона, неожиданно проявившего себя с такой тёмной стороны, чтобы опуститься до угроз.
Но если бы Льюис Джероми знал, к чему приведёт его отказ, он вряд ли бы отказался.
— Как вас зовут?
Голос раздавался отовсюду и ниоткуда сразу. Мягкое свечение комнаты коррекции памяти мешало чётко рассмотреть предметы и сидящего напротив доктора высокого худощавого мужчину в костюме.
— Льюис Джероми Гриффин, — ответил доктор.
— Какую должность вы занимаете?
— Ведущий специалист в проекте коррекции и удаления памяти.
До плановой проверки оставался ещё месяц, и этот неожиданный вызов на прохождение проверки лояльности выбил Гриффина из привычного графика. Он не понимал, что происходит, почему в нём усомнились, и кто мог донести на него. Впрочем, последнее уже не было таким уж загадочным.
— Вы готовы подтвердить свою преданность и профессиональное соответствие занимаемой должности? — спросил мужчина скучающим голосом. Льюис утвердительно кивнул.
— Отлично, — в голосе собеседника прозвучали удовлетворительные нотки. — Тогда приступайте к своим прямым обязанностям под моим присмотром.
Гриффин пожал плечами и шагнул к креслу корректировки. Высокая анатомическая спинка скрывала сидящего в кресле человека полностью, не было видно даже макушки головы. Мягкий свет сменился приятным и нерезким освещением расслабляющего спектра, в котором привык работать Льюис. Он пробубнил стандартную формулу для каждого, кто оказывался в его кресле. Что-то о расслаблении, бесполезности попыток сопротивления и пожеланиях полностью успокоиться. Затем он настроил аппаратуру, взял в руки небольшой полушлем с торчащими из него цветными проводками и прозрачными трубочками и развернул кресло с пациентом лицом к себе.
В нём сидела, безучастно глядя перед собой, миниатюрная блондинка с большими карими глазами…
Гриффина всё ещё тошнило. Вуниш не стал вызывать своего начальства, пытаться уговорить доктора пойти с ними ли как-то задержать его. Он поделился своими мыслями насчёт Корпорации в общем, и насчёт них со Спенсером, в частности. После чего Патрик попросил Льюиса пару раз дать ему в челюсть для достоверности. Доктор был настолько зол на агента, бросившего его ради своей старой знакомой, что исполнил пожелание инквизитора даже чересчур старательно, едва не выбив Патрику зуб. Инквизитор сплюнул кровь из разбитой губы, как-то странно посмотрел на Гриффина, кивнул и удалился прочь, предупредив, что долго поддерживать режим секретности он не сможет.
А Гриффин опустился на перевёрнутый мусорный контейнер, сжал руками голову и попытался не скулить от нахлынувших воспоминаний, пробуждённых этим чёртовым медальоном Патрика…
Завершение регаты
«Александрийская Рулетка» медленно подползала к огромному, приветственно сияющему многочисленными огнями металлическому кольцу зоны финиша. Быстроразборное сооружение, возведенное орбитальными монтажниками за считанные дни, напоминало Элю огромное сидение от древнего унитаза для великанов, обильно усыпанное светодиодами. Он тихо хрюкнул от смеха, и послал образ Алире, которая вернула его обратно, уснастив подробностями в виде сияющей золотым голограммы человеческих фекалий в центре кольца, и дальше они смеялись вместе.
Имели право.
Яхта, перед началом регаты блистающая металлом и серебрящаяся полировкой, сейчас больше напоминала вырвавшийся из блокады крейсер — обугленные пластины, рваные дыры на обшивке в месте подрыва пиратских десант-ботов, сорванные обтекатели двигателей, открывающие всем взглядам огромные дюзы… От космического камуфляжа остались одни воспоминания, а про стыковочные огни пришлось забыть после первого же боя — пираты с присущим им чувством черного юмора старались в первую голову расстреливать именно световые маркеры.
Картину разрухи и славного боевого прошлого «Рулетки» прекрасно дополнял генератор сингулярности, вызывающе торчащий в разверстом фальштрюме. Жерло излучателя помигивало силовым полем и фазовыми инверторами, от чего у сведущих людей сводило сфинктеры. Встречающий выживших участников регаты эсминец местного флота сил планетарной самообороны предпочел медленно отползти под прикрытие орбитальной пересадочной станции, и оттуда наблюдать за процедурой стыковки с зоной финиша.
О реакции устроителей и организаторов гонки можно было лишь догадываться по взволнованному тону речей и окутавшему круизный лайнер силовому полю десятого класса.
Впрочем, это ничуть не омрачило настроения Алиры и Эля, которые сняли боевое питание со своей пушки только при входе в атмосферу. Зона финиша была только первой из всех необходимых формальностей на извилистом пути к трем миллиардам.
«Рулетка», скрипя шпангоутами и набором корпуса, мягко коснулась посадочными опорами ровного кералитового посадочного поля космопорта имени Жан-Поля Баньяна, и замерла, словно экспонат выставки «первопроходимцы космоса». От здания порта, сияющего голографическими изображениями и газерными вспышками, к яхте стрелой помчались три глайдера с обслуживающим персоналом, таможенниками и представителями координационного комитета «Осенних Сюрпризов», за которыми, словно стая гигантских пчел, следовала туча микро— и мини-дронов, съемочных роботов и нанокоптеров, принадлежащих новостным службам, частным репортерам, техношпионам и просто любознательным личностям.
— И пока я не увижу подтверждения перевода средств на счет в банке «Империум», я буду стоически молчать и трагически вздыхать в камеры, описывая бедственное положение космических трасс в этом секторе, — Алира, не выключая голографического экрана, висящего перед глазами, спустилась по слегка погнутому трапу на посадочное поле.
— И что теперь? — мрачно осведомился Гриффин у стоящего рядом агента. — Мы можем быть свободны, нас уже закидали носками?
Доктор был не в лучшем настроении. Он, конечно, понимал всю тяжесть сложившейся ситуации, полевые условия и прочие мелочи, вынудившие его просить помощи у Спенсера после ранения при попытке штурма яхты, но смириться с этим не мог.
Этот чертов шовчик не давал ему покоя. После того, как Спенсер вернулся и лично запихал доктора Гриффина в его же автохирург, хранящийся в трюме, агент зачем-то подвязался чинить рубашку Льюиса, совершенно изодранную в клочья. Не то от нечего делать, не то от великой заботы, но Спенсер зашил прорванные осколком места на ткани так, что теперь эти швы снились Льюису в кошмарах. Он то и дело представлял себе, как ему приходится отдаваться в руки агента, и тот проделывает с его телом те же манипуляции, повергая в фатальное уныние всё чувство прекрасного, какое только может быть внутри хирурга.
На самом деле Гриффину было немного завидно. По всему получалось, что Спенсер спас ему жизнь, да еще и одежду починил, а ее, надо сказать, у беглецов было немного.
Единственное, чем утешался Гриффин, меркантильное чувство надобности со стороны Спенсера.
— Ну, мы тоже должны пойти туда, — Спенсер махнул рукой куда-то в сторону шумного сборища людей неподалеку. — Пока нас никто не рассчитал, багаж не выдал, да и подвезти ребята обещали… так что, придется нам пережить всю эту круговерть почестей и внимания.
— Буди, когда закончат, я буду в автохирурге, — резко развернувшись на месте, попытался сбежать Гриффин. Спенсер цепко ухватил его за руку.
— Ну уж хрен! — взвыл он. — Только попробуй оставить меня наедине с этими… барракудами в перьях.
— Акулами пера, — огрызнулся Льюис. — Акулы-хуюлы, — привычно выругался он.
Толпа, тем временем, заметив отсутствие еще двух членов экипажа, качнулась в их сторону, заставив Гриффина побледнеть, а Спенсера инстинктивно принять боевую сосредоточенность, отразившуюся на лице.
Спускаться им все же пришлось. Спенсер шел первым, с каменным выражением на лице раздвигая своим телом скопившихся репортеров и любопытных почитателей гонок. Льюис шел чуть сзади. В какой-то момент, когда до земли оставалось несколько шагов, он заметил в толпе человека. Ничего примечательного в нем не было. Невысокий, худощавый блондин вежливо улыбался и смотрел прямо в лицо Льюису, словно давно знал его.
Гриффин хотел было окликнуть Спенсера, но того уже унесло волной галдящих людей. Незнакомец продолжал спокойно стоять посреди моря волнующихся и возбужденно орущих людей. Гриффин сделал вид, что все в порядке и продолжил следовать за агентом.
Когда доктор поравнялся с незнакомым худощавым блондином, тот медленно вытащил и покрутил в руках искореженный и помятый наплечник от брони.
Льюис почувствовал, как в голове ухающими ударами пульсирует кровь, заглушавшая все остальные звуки. Блондин чуть склонил голову на бок и бросил наплечник, растворяясь в толпе. Он шел спокойно, будто невидимая сила немного раздвигала шумный народ на его пути, а за ним тут же плотно сжималось кольцо людей, напирающих и наседающих на Гриффина и Спенсера, задающих им нелепые и дурацкие вопросы о том, что с ними случилось в пути…
Спенсер, не меняя выражения морды лица, пробирался сквозь толпу разгоряченных фанатов и репортеров, и старался не потерять из виду двигавшихся чуть впереди Эля и Алиру, которые умудрялись просачиваться между людьми как бы невзначай, обтекая препятствия, словно вода, бегущая между камней по руслу горной реки. Так же стремительно и неостановимо. Агент даже задумался, работая руками и стараясь беречь свою одежду, которую самые неугомонные старались разорвать на сувениры. «Где можно было научиться так двигаться? При том, что в обычной жизни Эль выглядит неуклюжим и неловким… Это что-то совершенно невообразимое. Я бы сказал, выходящее за рамки представлений об обыденном».
Гриффин, догнавший его в начале коридора безопасности, спешно выстроенного представителями местной полиции, был потен, краснолиц и необычно молчалив, а на приглашающий жест Спенсера, пропустившего дока вперед, ответил только бурчанием.
Внутри VIP-зала космопорта, арендованного корпорацией «Магнус», было прохладно и тесно. Летняя жара, царившая снаружи, и марево от покрытия посадочного поля сменилась шелестом системы кондиционирования, постукиванием искусственных пласталевых листьев декоративных пальм, и гулом голосов людей, рассаживающихся за изящные столики. Среди праздной публики, одетой в очень широком диапазоне мод и направлений, мелькали юркие живые официанты, разносившие прохладительные напитки. Посреди зала был воздвигнут своеобразный подиум, на котором парил диск мобильной конференц-платформы, и стояли с десяток неудобных изукрашенных кресел. Острый глаз агента разглядел инвентарные номера на ножках, и Спенсер понял, что седалища взяли из комнаты отдыха персонала космопорта. «Могли бы и не экономить, — подумал он, но потом понял, что сморозил чушь. Если бы выиграл кто-то другой, праздник бы организовали на совсем другие деньги. — Да, потеря трех миллиардов чувствительно ударит по корпорации «Магнус». Да и ладно».
Алира и Эль уже уселись в кресла на центральном подиуме, и Спенсер, взяв на буксир Льюиса, который внимательно изучал окружавших их людей, направился туда же. Возле конференц-платформы, настраивая микрофоны, возился техник, которому что-то объяснял высокий худощавый мужчина в ярко-синем костюме из искрящейся ткани и черных туфлях. Сзади он напомнил Спенсеру Кловиса, и агент напрягся. Но ведущий, взяв тонкую трубочку микрофона у техника, повернулся в профиль, и Спенсер расслабил напрягшиеся мышцы. Лицом шоумен нисколько не походил на хитрого Койота, даже форма костей черепа была иной — более широкие скулы, узкий подбородок, низковатый лоб.
— Давайте сюда! — прошептал Эль в браслет, и его голос ретранслировали полоски пластика на запястьях докторов. Льюис пожал плечами, и направился к сцене.
Дальнейшее слилось в круговорот торжественных речей, которые произносили по очереди представители комитета гонок, планетарного правительства, местных олигархий, корпораций и консорциумов. «Поздравляем… Желаем… Соболезнуем… Приподнимаем…»
Спенсер с трудом сдерживал зевоту, и едва не вывихнул челюсть, дожидаясь окончания говорильни. Ведущий сыпал остротами, вызывавшими оскомину и раздражение, камеры жужжали и вились в воздухе, вспыхивая подсветкой. Кондиционирование едва справлялось.
Наконец, виновников торжества отпустили со сцены. Эль и Алира, вцепившись в лысого невысокого толстяка из правления «Магнуса», увели его в огороженный пальмами угол для переговоров, а Гриффин и Спенсер устроились за угловым столиком, с видом на посадочное поле и бурлящий жизнью зал.
— Теперь ты понимаешь, почему я так не люблю людей… — Льюис отпил воды из высокого запотевшего стакана, и устало откинулся на спинку стула. — Их слишком много. И они все говорят. Сразу.
Спенсер, почувствовав приближение приступа голода, мучившего его уже не первый день, щелчком пальцев подозвал официанта, и облегчил его поднос на тарелку с острыми жареными крылышками какой-то разновидности курицы. Большой бокал со светлым пивом прекрасно заполнил промежутки между словами и хрустом тонких косточек.
— Я отвык от пребывания в обществе, — признался агент, вытирая губы салфеткой. — Даже в таком… специфичном. С момента публичных лекций в Параллели А2180 мне не приходилось видеть перед собой столько людей сразу. А уж со сцены…
— Сцены-хуены… — Гриффин опустил подбородок на сжатый кулак, и внимательно посмотрел на аппетитно жующего агента, профессионально отметив про себя, что тот еще не полностью восстановился после боевого режима. Даже инъекции нанов из НЗ не очень помогли — Спенсер похудел на десять килограммов, и периодически впадал в жор, стремясь вернуть себе форму. Причем, это было подсознательное стремление, что его сильно тяготило. Впрочем, виноватое лицо Спенсера, застуканного на камбузе ночью, в одних плавках и с брикетом клонированной ветчины, доктор собирался хранить в памяти еще долго. — Ты уже выступил? Выступил. Потешил свое чувство гордости? Потешил. А теперь расскажи мне, как ты видишь наши дальнейшие действия.
— Дождемся наших нанимателей, узнаем их планы, — пожал плечами Спенсер, дожевывая крылышко. — Я не думаю, что яхта сейчас способна на долгие переходы, сам видишь — дырка на дырке. Удивительно, что за последние три дня скафандры пришлось надевать всего трижды…
Льюис вспомнил вкус воздуха с примесью сероводорода и поморщился:
— Я понимаю, ты сейчас в восторженном настроении, и все такое, но… Не забывай, что у нас есть багаж. И его надо как-то перевозить, так что транспорт сейчас важнее, чем комфорт.
Доктор немного задумался, вспоминая увиденного им в толпе блондина с покореженным наплечником, и никак не мог решить — рассказать Спенсеру о нем, или не стоит? Но сделать выбор не успел. Промокнувший губы салфеткой агент внезапно напрягся, словно увидел призрака. Или тяжеловооруженного штурмовика Корпорации…
— Подожди здесь, — бросил он Льюису, поднимаясь из-за стола, — я сейчас…
— Стой! — Гриффин, едва не потеряв равновесие, вцепился пальцами в запястье Спенсера. — Куда ты? — проследив направление его взгляда, доктор заметил красивую темноволосую женщину с великолепной фигурой.
Темно-вишневое платье из натуральной замши подчеркивало нереальное совершенство линий тела, а, когда незнакомка повернулась за бокалом шампанского, обрисовало контур великолепной груди. Льюис удивился стоимости и сложности комплекса операций и генной терапии, необходимой для поддержания такой телесной красоты. Либо — наноимплантации, что автоматически выводило их обладательницу в тысячу самых богатых людей этой планеты.
— Жди здесь, — Спенсер осторожно разжал пальцы доктора, и, словно по тонкой ниточке, направился прямо к женщине, которая сейчас удалялась в направлении помещений санитарно-гигиенического комплекса. — Я вернусь буквально через пару минут.
— Спенс! — Гриффин привстал со стула, уронив его. — Да куда же ты, дурень...
— У меня встреча с одной тайной, — загадочно ответил агент, ускоряя шаг.
— Да подожди ты, — зашипел Гриффин, пытаясь удержать агента, — мне тебе надо кое-что сказать. Я тут встретил одного человека…
Спенсер одним легким движением стряхнул с себя руку доктора, бросив что-то резкое через плечо, и удалился прочь, вслед за эффектной темноволосой женщиной.
— Спенсер, мать твою! — в отчаянии крикнул Льюис, но его спутник уже слился с толпой гостей. — Ну и пошел ты, псина тупая, — зло сказал доктор, намереваясь уйти прочь. В этот момент кто-то мягко тронул его за рукав рубашки, обращая на себя внимание. Льюис развернулся, чтобы дать нелицеприятную отповедь очередному наглому журналисту или тупой поклоннице, но осекся. На него спокойно смотрел тот самый блондин, которого он видел в толпе.
— Доктор Гриффин, прошу вас, нам надо поговорить, — обратился он к Льюису. И вот теперь он узнал его голос. Патрик Вуниш, инквизитор военного Корпуса субсектора Малидакана, возглавлявший операцию по задержанию Гриффина на одноименной планете. Льюис осознал и то, что за наплечник был в руках Патрика.
В тот самый момент, когда Спенсер, закрытый в автохирурге, активировал звуковые пушки на крыше клиники, Вуниш сумел уцелеть благодаря броне, счастливым обладателем которой являлся тогда только он из всего отряда злых и агрессивных военных патрульных.
Льюис хотел было отшить инквизитора, попытаться удрать, скрыться, но передумал. Идти ему было некуда, инструменты и приборы остались на «Александрийской Рулетке», Спенсер просто бросил его, променяв на какую-то миловидную тупую бабу.
— Хорошо, — легко пожал плечами Льюис. — Почему бы и нет? Раз уж вы так настаиваете, что даже сувениры с последней встречи храните.
Патрик не сдержал искренней улыбки.
— Может, это покажется странным, — сказал он, — но мне бы не хотелось, чтобы меня видели рядом с вами.
Гриффин удивленно присвистнул. Они вышли через черный ход и остановились в темном переулке за рядами мусорных контейнеров. Ароматы тлена и безысходности сбивали с ног всякого, кто рискнул бы здесь оказаться, но ни Патрика, ни Льюиса это не волновало. Эти двое в своей жизни сталкивались и не с такими запахами. Вонь заживо разлагающегося тела или запахи испражнений, рвотных масс или застарелого пота трудно было переоценить или вычеркнуть из памяти и тому. И другому переговорщику.
— Мог бы просто арестовать, — пожал плечами Льюис, все еще кипящий от злости на Спенсера и его легкомысленность. — Или пристрелить.
Патрик отрицательно покачал головой и протянул доктору пачку хороших сигарет. Гриффин взял одну, чиркнул своей зажигалкой и закурил. Сигаретный дым отлично отбивал остальные запахи. Во всяком случае, делал их менее тошнотворными и резкими. Инквизитор тоже закурил, выпуская колечки густого терпкого дыма вишневого табака.
— Ты же не убивал Вандешанца, — утвердительно сказал Патрик, не глядя на Гриффина. — Да и транспорт не сбивали твои мнимые сообщники. Ты один. Один был, один и остаешься, Льюис.
Гриффин скрипнул зубами. Слова инквизитора просто провоцировали его сказать очередную резкость или хотя бы сделать вид, что Льюису все равно. Но недавний поступок Спенсера не давал доктору уверенности в своей правоте, и он промолчал, спокойно разглядывая Вуниша.
— Вряд ли человек, способный на перечисленные обвинения, станет беспокоиться о том, выживут ли какие-то там люди из группы захвата. Ты бы не стал пытаться убедить меня отвести моих людей тогда, у клиники, если бы являлся просто маньяком, съехавшим с катушек. Подумаешь, одной жертвой больше, одной меньше…
— Ты сейчас ко мне так подмазаться пытаешься? — холодно усмехнулся Льюис, глубоко затягиваясь вишневым табаком. — Можешь даже не пытаться. На лесть не введусь уже давно.
— С тех пор, как покинул Корпорацию? — с едва уловимым нажимом произнес Патрик. Льюис согласно кивнул, и только потом осознал, что подчинился, расслабился и впустил в мысли этого странного инквизитора. Гриффин попытался собраться, выстроить новую стену непроницаемости и безразличия, на которых строилась его неуязвимая защита, но передумал.
«А на кой хрен? — спросил он сам себя. — Если меня ради первой же попавшейся бабы кинули, чем я лучше должен быть?»
— Ладно, что тебе надо, инквизитор? Арест, как я понял, не предполагается, убийство у помойки тоже. Не покурить же ты меня за школу позвал, пока мамка не видит.
Льюис смотрел на невысокого худощавого инквизитора и обдумывал, хватит ли у него самого сил справиться с этим человеком в случае чего-то непредвиденного. С одной стороны, Гриффин был в той же весовой категории, что и Вуниш, только выше его на полголовы, что, в общем-то, было несущественным. С другой стороны, вряд ли Патрик был весь такой тонкий и ломкий, раз уж до сих пор состоял на службе Корпуса в должности инквизитора.
Вуниш молча вытащил из внутреннего кармана медальон со стилизованной буквой «I» и спросил:
— Знаешь человека по имени Кловис?
Гриффин отступил на шаг, побледнел и начал озираться по сторонам. Зрачки доктора расширились, взгляд стал странным, будто Льюис смотрел внутрь себя, в свою память. Покачивающийся на цепочке медальон едва уловимо поблескивал, отражая свет далеких звезд, как метроном, успокаивая и настраивая на…
Льюис вцепился в свою голову руками, едва не вырвав клок волос, и сдавленно застонал, сгибаясь пополам.
— Убери… — прохрипел он, — убери это…
Патрик непонимающе взглянул на Льюиса, но медальон спрятал. Гриффин резко отвернулся, бросаясь в сторону и скрываясь за одним из контейнеров. Патрик хотел последовать за ним, но услышал характерные звуки опорожнения желудка и остался на месте, закурив вторую сигарету.
Через пару минут Гриффин вернулся. Всклокоченный, бледный и злой, как черт.
— Я не знал, — спокойно объяснил инквизитор. И Гриффин, открывший рот для отповеди в его сторону, медленно кивнул. Он понял, что Патрик действительно не знал, какой эффект произведет его, казалось бы, игрушечная бляха на доктора.
— Закурить дай, — ворчливо попросил доктор. Вуниш молча протянул ему пачку сигарет.
— А что случилось? — решился спросить Патрик. Доктор тяжело вздохнул, пару раз глубоко затянулся табаком, отправил щелчком пальцев недокуренную сигарету прочь и сказал:
— Да так, вспомнил кое-что… ты мне расскажешь, чего позвал или так и будем тут мусором дышать?
Патрик рассказал все, до чего додумался накануне. Льюис никак не проявлял своей реакции, ни подтверждая, ни опровергая слов Вуниша, а над некоторыми выводами, вроде того, что Корпорация могла бы и раньше его побеспокоить, казалось, серьезно задумался.
Спенсер двигался, то ускоряя, то замедляя шаг, за женщиной в темно-вишневой замше. Что творилось в его голове в этот момент, было сложно передать. Воспоминания теснились и прыгали, подобно стае сбесившихся котолаков, и агент безуспешно пытался успокоиться. Всплывали подробности инцидента в той Параллели, где он прожил так долго, что даже сделал попытку завязать какие-то отношения. «Любовь ли это была? Возможно, что и любовь… — думал Спенсер, ощущая, как в его ногах вспыхивают отголоски той боли, что терзала его месяцами. К счастью, психосоматику ему сейчас удалось подавить сразу. — Гнилая, простая, искореженная любовь изгоя и местной наивной дурочки».
На самом деле — и агент понимал это — уничижительные слова, прозвучавшие в его сознании, принадлежали Спенсеру тогдашнему. Сейчас, растеряв большую часть своей вальяжности и ощущения собственной значимости, агент понимал: очень часто в прошлом он совершал ошибки. Причем, не понимая неправильности своих решений, и не делая выводов из них. Тот же случай с Тайной… Сейчас он бы поступил по-другому. И чувства, которые в тот момент управляли им, в настоящее время казались… неправильными, что ли. Ведь можно было…
— Извините, сэр! — вылетевший из бокового прохода юноша-курьер в униформе обслуги космопорта не рассчитал траекторию, и врезался в агента, как раз справившегося с болью в ногах. — Простите, пожалуйста!
— Ничего, бывает… — Спенсер расслабил руки, одна из которых автоматически сжала правое запястье курьера, а другая — вцепилась в воротник его куртки. Отголоски боевого режима все еще пробивались наружу. — Аккуратнее будь.
Агент, отпустив умчавшегося к VIP-залу курьера, окинул взглядом ярко освещенный переход, заставленный вдоль стен каменными статуэтками, кадками с пластиковыми растениями и рекламными стойками туристических агентств в металлических рамках. Людей было немного, и широкий проход просматривался почти весь — от выхода в главный зал порта до поворотов к санитарному блоку, камерам хранения и таможенному посту. Тайны он не заметил, и это было странно. «Куда она могла деться? В, извините, сортир? Хм. Ладно, — Спенсер пожал плечами, и направился к санблоку, насторожившись. — Что-то здесь не так».
Курьер, сбивший его с мысли, вместе с тем выбил и излишне романтичный настрой, вернув агенту собранность и способность внятно анализировать обстановку.
«Тайна осталась в клинике этого жирного доктора, как его? Борова? Бормана? А, Мюллера, да, — Спенсер остановился возле рекламы туристических бунгало «О. Семенович и Ко», и сделал вид, что изучает условия аренды трехэтажных домиков на тропических островах. — Тех денег, что я оставил этому козлу, вполне хватило бы на долгую и красивую жизнь на протяжении многих лет. Понятное дело, если не играть в сквиш и не делать ставки на кроличьих бегах. А, да и хрен с ним, с этим мешком говна! Тайна забыла всё. Я видел записи. Как она оказалась здесь? Зачем?»
Прикинувшийся ветошью агент внимательно просматривал переход, и делал для себя отметки в памяти. Задумчиво подперев подбородок кулаком, он старательно шевелил губами, изображая потенциального клиента неизвестного ему О. Семенович и компании.
Когда из ответвления перехода, ведущего к санблоку, появилась она, Спенсеру удалось удержать на лице отсутствующе-нейтральное выражение, хотя сердце в его груди стучало так сильно, словно старалось пробить рёбра и выбраться наружу.
Темно-каштановые волосы, уложенные в кажущуюся простой прическу, небольшая диадема из неброской платины и небольших гранатов, легкий макияж, подчеркивающий тонкие черты лица и легкую раскосость глаз. Несколько тонких браслетов из золота и серебра на руках, маленькая сумочка из бардовой кожи.
Всё это Спенсер увидел сразу, объемно и четко, словно стоял не в почти десяти метрах, рядом с женщиной. Которую когда-то любил, как мог и как умел… Сердце, гулко бьющееся до того, замерло, когда рядом с Тайной появился высокий худой мужчина в изысканном дорогом смокинге, смотревшемся на нем, как на вешалке. Холодок пробежал по спине агента, и его бросило в пот.
Мужчина неожиданно изящно взял под руку улыбнувшуюся ему с обожанием Тайну, и они двинулись к выходу в главный зал. Обтянутое смуглой кожей лицо человека в смокинге — с тонкой ниточкой усов над верхней губой и заплетенными в косичку черными волосами — сейчас, как никогда, походило на нагло усмехающуюся морду хищника из семейства псовых.
Кловис Инульгем хитро прищурился в сторону замершего Спенсера, как бы говоря: «видишь ли, друг, я тут просто проходил мимо…». Агент встретился с Кловисом глазами… и сделал вид, что не узнал ни него, ни его спутницы. Только один Создатель знает, каких усилий со стороны Спенсера потребовало это простое действие.
Инульгем с Тайной исчезли в силовом поле дверей главного зала космопорта, и только тогда Спенсер выдохнул. Сердце заходилось в бешеном стуке, кровь пульсировала в висках набатом, а внутренности, казалось, завязались узлом. Агент осознал явленное ему предупреждение, и, развернувшись, поспешил обратно в VIP-зал, к столику, где оставил доктора Гриффина.
«Дьявол… Надо было послушать Льюиса… — мысли неслись в голове, как пули из анахроничного автомата. — Повелся, как маленький! Чертов Инульгем все это время следил за нами. Тайна с ним, и в его власти. Чёрт…»
— Да что ты от меня хочешь, Саймон?! — закричал Льюис на своего друга. — Она тебя не любит, понимаешь? Что я могу сделать с этим?
Гриффин в сердцах стукнул кулаком по столу, от чего стоящие на нём маленькие стаканчики с образцами генетического материала подпрыгнули и зазвенели. Его лучший друг, Саймон Кост, хмуро смотрел на Льюиса, разгорячённого ссорой.
— Смею напомнить, что это не ты, а я с ней познакомился. И почему, почему она предпочла тебя? Что ты можешь ей дать? Тоже мне, подающий надежды учёный-генетик, каждый день потрошащий чужую память на благо Корпорации!
— А что можешь дать ты, агент-хуент? Думаешь, все вокруг должны сраться при твоём появлении? А некоторые даже бабочками?
Льюис был крайне зол. Ещё никогда до этого он не испытывал настолько жгучей злости и ярости к своему другу. Он и Саймон прошли долгий путь от никому неизвестных работников Корпорации до выдающегося специалиста по корректировке и удалению памяти, и одного из самых неуловимых и неуязвимых агентов. И вот теперь между ними встала одна проблема. Одна изящная, хрупкая и миниатюрная проблема со светлыми волосами и карими глазами, которая предпочла агенту его не столь заметного друга.
— Посмотрим, что я могу, — сказал Саймон, громко хлопнув напоследок дверью в кабинет Гриффина. Льюис с досады ударил раскрытой ладонью по краю стола. Несчастные склянки снова звякнули в своих креплениях. Доктор был зол. На самого себя, что не пожелал жертвовать своими чувствами ради амбиций и желаний лучшего друга. На свою избранницу, которая, пусть и случайно, но встала между ними. На Саймона, неожиданно проявившего себя с такой тёмной стороны, чтобы опуститься до угроз.
Но если бы Льюис Джероми знал, к чему приведёт его отказ, он вряд ли бы отказался.
— Как вас зовут?
Голос раздавался отовсюду и ниоткуда сразу. Мягкое свечение комнаты коррекции памяти мешало чётко рассмотреть предметы и сидящего напротив доктора высокого худощавого мужчину в костюме.
— Льюис Джероми Гриффин, — ответил доктор.
— Какую должность вы занимаете?
— Ведущий специалист в проекте коррекции и удаления памяти.
До плановой проверки оставался ещё месяц, и этот неожиданный вызов на прохождение проверки лояльности выбил Гриффина из привычного графика. Он не понимал, что происходит, почему в нём усомнились, и кто мог донести на него. Впрочем, последнее уже не было таким уж загадочным.
— Вы готовы подтвердить свою преданность и профессиональное соответствие занимаемой должности? — спросил мужчина скучающим голосом. Льюис утвердительно кивнул.
— Отлично, — в голосе собеседника прозвучали удовлетворительные нотки. — Тогда приступайте к своим прямым обязанностям под моим присмотром.
Гриффин пожал плечами и шагнул к креслу корректировки. Высокая анатомическая спинка скрывала сидящего в кресле человека полностью, не было видно даже макушки головы. Мягкий свет сменился приятным и нерезким освещением расслабляющего спектра, в котором привык работать Льюис. Он пробубнил стандартную формулу для каждого, кто оказывался в его кресле. Что-то о расслаблении, бесполезности попыток сопротивления и пожеланиях полностью успокоиться. Затем он настроил аппаратуру, взял в руки небольшой полушлем с торчащими из него цветными проводками и прозрачными трубочками и развернул кресло с пациентом лицом к себе.
В нём сидела, безучастно глядя перед собой, миниатюрная блондинка с большими карими глазами…
Гриффина всё ещё тошнило. Вуниш не стал вызывать своего начальства, пытаться уговорить доктора пойти с ними ли как-то задержать его. Он поделился своими мыслями насчёт Корпорации в общем, и насчёт них со Спенсером, в частности. После чего Патрик попросил Льюиса пару раз дать ему в челюсть для достоверности. Доктор был настолько зол на агента, бросившего его ради своей старой знакомой, что исполнил пожелание инквизитора даже чересчур старательно, едва не выбив Патрику зуб. Инквизитор сплюнул кровь из разбитой губы, как-то странно посмотрел на Гриффина, кивнул и удалился прочь, предупредив, что долго поддерживать режим секретности он не сможет.
А Гриффин опустился на перевёрнутый мусорный контейнер, сжал руками голову и попытался не скулить от нахлынувших воспоминаний, пробуждённых этим чёртовым медальоном Патрика…
@темы: Корпорация, творчество, проза, Доктор Спенсер