тесты

Приползло от  Александрийская Рулетка

…И слово это было: Любовь

Эта великая сила не только продолжала твой род, но и оберегала твоих предков. Она горела в их сердцах, рассеивая тьму отчаяния, тоски, ненависти, пробуждая волю к жизни, даря силы. Немало жертв было положено на ее алтарь, немалым пришлось поступиться, но зато этот огонь не угасал и бережно передавался из рук в руки, от сердца к сердцу, и вот, наконец, дошел до тебя, чтобы поселиться и в твоей душе и биться в ней то радостью, то болью, то счастьем невероятным. Это поистине драгоценный дар, который исчезает в скупости и множится стократ при щедрой раздаче. Помни об этом.

Пройти тест

@темы: тесты

---

Инульгем. Встреча на задворках.

Удалённая от всех секторов Параллель. Здесь нет пустынь, пересыпающих песок, повинуясь ветрам. Нет холмов и гор, только плавные изгибы маленьких подъёмов и спусков, покрытых мхом, похожим на траву. Моря наполнены жизнью, которая когда-то давно упустила свой шанс выползти на поверхность земли, и только отдалённые предки этих нехитрых растений рискнули. Но развиваться не стали.
Исследователи не почтили этот мир своим вниманием — мало ли на свете пустых параллелей с эволюцией, свернувшей не туда, или вовсе никогда не начинавшейся. А удалённость от основных узлов Сети давала почти стопроцентную уверенность в невозможности случайной встречи.
Кловис поправил свой стетсон, по такому торжественному случаю сделанный из практически неуничтожимой и стойкой к загрязнениям балеритовой ткани, и сверился с показаниями приводного устройства. Выходная точка портала располагалась в небольшой низине, между оплывших на гранях останцов. Окружавшие её равнины не отличались разнообразием деталей рельефа, и даже обладавший хорошим чувством направления Инульгем предпочитал полагаться на технологии.
Пробивавшиеся через низкую облачность лучи здешнего солнца освещали плоскую землю, зелено-рыжую от зацветающего мха, редкие валуны и неглубокие бочажки застоявшейся воды, оставшейся после прошедшего дождя. «Тоска зелёная, — поджал губы Кловис, счищая с сапога ком жирной серой грязи. — Как же хорошо, что в последние несколько столетий не практикуется ссылка в подобные места. Я бы, наверное, сошёл с ума окончательно, чем изрядно посмешил одного мохнатого бога.»
Где-то на задворках сознания послышался тихий смешок, похожий на кашель. Койот всегда присутствовал внутри, но не всегда давал это понять. Сегодняшний день был ему очень интересен, иначе Кловис объяснить ощущение щекотки в мозгу не мог.
Пункт назначения он заметил издалека — в этой местности искусственный купол из синего металла выделялся, как бородавка на лысом черепе. Инульгем прикинул, сколько его визави заплатили портальщикам за переброску, и только недоуменно хмыкнул. Дешевле выходило бы арендовать торговую станцию, а потом взорвать её со всем персоналом. Впрочем, кому ведомы извилистые пути мысли ксеносов?
По нервам ощутимо мазнуло волной холода, и Кловис поёжился. Где-то поблизости сработал портал, и большой. Инульгем почесал себя за ухом, и порадовался, что его индивидуальная реакция была именно такой – в пустынях, где ему приходилось работать чаще всего, это было даже приятно. Его не просто передёргивало, словно электрическим разрядом, или окатывало жаром. Даже иллюзия прохлады в раскалённой печи из песка, неба и солнца помогала выжить… Но сейчас, в довольно холодном и влажном климате этого мирка, Инульгем не испытал особой радости, только запахнул пончо поплотнее, чтобы не тратить тепло понапрасну.
«Наверняка это прибыли мои сегодняшние собеседники, — подумал он, ускоряя шаг. — Странно, что такое сильное квантовое эхо. Либо портал не настроен, либо… он нестандартный, а это уже интересно. Не думал, что секрет Корпорации так быстро сможет уйти «наружу».

Если говорить про наносоставляющую, то она тайной не была — любая ксенораса, стоящая на уровне технического развития, позволяющего осваивать космическое пространство и перемещения в гипере, могла разобраться и в наномашинах. Теоретически. На деле все обстояло не так радужно — некоторые ксеносы предпочитали не заниматься такими тонкими материями, предпочитая экспансию вовне, иные предпочитали путь духовного совершенствования, и отвергали чужие технологии. В итоге из почти десятка известных человечеству рас только одна или две пытались двигаться в том же направлении, что и Корпорация. Попытки приспособить портальные наниты к чужому генотипу продолжались уже не одно столетие, но, насколько было известно Кловису, неизменно завершались неудачей. Словно сами наны противились этому. Какие-то субатомные последовательности, неразличимые даже учёным Корпорации, не говоря уж о чужих… Не помогла даже имплантация человеческой кровеносной системы в качестве дублирующей, как попробовали выйти из сложившегося положения рептилоиды. Наны работали, но порталы не открывались.
В синем куполе, матовом и шершавом на вид, медленно появилось круглое отверстие, расширяющееся по мере того, как Инульгем приближался. Внутри виднелось скудно освещённое помещение с выростами синего металла на стенах, потолке и полу. Агент, как мог, отряхнул сапоги от грязи и налипших веточек мха, и, поправив сползающую на глаза шляпу, вошёл внутрь.
Его уже ждали три человека в серебристых моносиловых костюмах. «Три существа», — поправился Кловис, различив особенности анатомии. Слишком широко расставленные глаза-фасетки, треугольные лица, напоминающие сказочных эльфов, слишком тонкие руки...
Инульгем поприветствовал ждущих его, согласно протоколу дипломатических миссий совершив наклон корпуса под углом примерно сорок градусов. То, что все ксеносы были одной фазы развития, и, скорее всего, происходили из одной семьи, свидетельствовало об определённом уровне доверия к нему, как к участнику переговоров. И, вместе с тем, их бескрылость и мутации, выраженные в слегка искажённых пропорциях фигур, меньшем размере фасетчатых глаз, и большем, нежели у большей части их собратьев, размере тела, словно говорили: «это расходный материал, выведенный из размножения, и использовать его для допросов и манипуляций бесполезно».
По крайней мере, Кловис был склонен воспринимать это именно таким образом.
Ему ответил один из переговорщиков, мелодичным девичьим голоском прощебетав протокольные фразы на стандартном пиджине. Почему-то настройщики переводных машин предпочитали именно такие тональности при передаче своей речи людям — высокие, но не визгливые, в меру бархатистые…
— Рад приветствовать доверенных посланцев Правительства, — ответил Кловис, поддевая пальцем клапан висящего за спиной подсумка. Сегодняшняя встреча была внеочередной для обеих сторон, и потому сборы не позволили ему соблюсти все необходимые приличия. Например, упаковать в пенолит образцы, и придумать какое-нибудь цветистое послание, написанное от руки на тонкой бумаге… — Надеюсь на взаимную выгоду в сотрудничестве.
Он осторожно поставил на пол перед собой связку небольших полевых контейнеров для образцов, без пометок и надписей. Внутри прозрачных трубочек из сверхпрочного керлита мерно колыхнулось тёмно-красное желе из смеси крови, содержащей наны, и загустителя. Отдельно на синий металл лёг небольшой диск универсального носителя данных, принятого у этих ксеносов. Инульгем распрямился, и, держа руки на виду, сделал пару шагов назад. Представители этой расы не любили нарушения личного пространства, и предпочитали общаться с людьми на расстоянии двух-трёх метров.
Посланец, стоявший в центре, быстро шагнул вперёд, и Кловис поразился, как его движения напоминают человеческие. Обычно особи этой расы ходили несколько сковано, и либо быстро семенили, либо переваливались с боку на бок — для ксеносов, летающих большую часть активной жизни, процесс пешего передвижения был неприятно. Но этот шагал уверенно, по-человечески. Руки, обтянутые серебром костюма, подхватили контейнеры и диск, перекочевавшие за спину переговорщика. Удовлетворённое журчание из его уст можно было понять и без переводного устройства, начавшего рассыпаться в цветистых благодарностях.
Одновременно с этим из потолка купола начал расти сталактит, опускаясь все ниже и ниже, пока не коснулся ладони Инульгема, вытянутой заранее. На обтянутую кожаной перчаткой ладонь упали несколько капсул и такой же диск накопителя, как и тот, что он передал чуть ранее.
— Обмен совершён, — пропели синхронизированные переводчики, и фигуры в серебряном слитно шагнули назад, скрываясь в дымке. — Мы довольны. Желаем счастливой конвергенции.

Кловис поклонился ещё раз, пряча данные в карман подсумка. Ему не терпелось добраться до ближайшего спокойного места, и прочесть информацию, содержащуюся в этом сообщении, но выказывать нетерпение было бы невежливо, и он медленно вышел из купола, сохраняя мину уверенного превосходства на лице. Когда он удалился на расстояние двадцати или тридцати метров, его буквально обожгло внутренним холодом.
Обернувшийся Инульгем с искренним удивлением, сдерживая дрожь, наблюдал, как в раскрывшемся портале растворяется купол точки встречи. Осталась только внушительная яма в земле, медленно заполняющаяся грунтовыми водами.
Он усмехнулся, радуясь невероятному зрелищу. Только что ему по-дружески намекнули о полученном преимуществе — открывать грузовой портал такого размера на пустом месте, без оборудования и квантового реактора под рукой, не умели даже в Корпорации. Проиграв на напылённом ретинальном экране запись движения переговорщика и результаты поверхностного сканирования сквозь силовые поля костюмов, Кловис довольно осклабился, показав клыки.
«Эти хитрые ксеносы всё-таки решили пойти гибридным путём, — подумал он, сбрасывая данные в стальное кольцо-накопитель на пальце. — Они и раньше скрещивались с людьми. Но настолько удачные особи с таким продуктивным использованием нанов замечены впервые, да. Думаю, им очень понравятся образцы из Александрии… И помогут ещё сильнее продвинуться в исследовании порталов. До определённого предела, конечно. Не ими определённого».
Подбив пальцами поля шляпы вверх, Инульгем развернулся к той точке, где появился в этом мире, и, насвистывая между зубов популярную мелодию из мюзикла «Хороший, плохой, злой», двинулся вперёд. Безнадёжно фальшивя в конце припева.
В этой сделке каждый получил своё. Кловис — независимое исследование образцов, проведенное заинтересованной стороной. Возможно, это поможет разобраться с пока не проявившейся в полную силу, но уже заявившей о себе проблемой «Александрийского Падения». Ксеносы приобрели исходную форму нанов, что позволит им сократить время на разработку своей оригинальной расовой модификации.

@темы: корпорация, творчество, проза, инульгем

---

Мы не помним, хоть убейте, ни что было, ни что будет -
В смерть сбегаем лишь, в надежде, что за это не осудят.
Только там, за гранью жизни, бог на нас глядит с укором,
Дескать, "Люди! Что творите вы с начальным договором?"

Нет ответа. Нет ни Рая, ни огней проклятых Ада -
Есть лишь шёпот: "Дорогая, мне на пару жизней надо…"
Дальше - вставить по желанью, хоть борьбу, хоть искушенье,
Хоть забытую надежду. Гедонизма наслажденье…

Веру, сдобренную солью, боль, затянутую сетью,
Пережжённую любовью в уголь, пахнущий лишь смертью…
Мы сбегаем от ответа, стать стараемся тенями,
Мёрзнем в ожиданьи лета… Меряемся снами, днями -

Только всё опять напрасно. У ворот две половинки,
Разделённые ужасной пропастью, как волосинкой,
Расширяющейся долго. Падающей постепенно
Топором на шею вере, ставшей нынче слишком бренной…

Капли влаги дождь весенний смоет со щеки небрежно,
Облетевший цвет укроет в белый землю безмятежно,
И река багровой пены унесёт лихую память…
Не согласен. Я - запомню. Попрошу себя оставить.

@темы: творчество, стихи, мое

---

Корпорация. Линия Ноль. Грэй

— Матиш, как ты объяснишь вот это? Что ты хочешь сказать своим идиотским демаршем?
— А, манифест... Я отказываюсь выполнять преступные приказы, в которых гибнут мои люди.
— Бездоказательно! Инциденты на Сигма Тарика и Терре произошли не по вине координаторов. Так сложились обстоятельства. Ты должен понять...
— Я ничего тебе не должен. Все долги остались там, в Северной войне и Лабораториях Каннингема. И если ты, или твои выкормыши-координаторы продолжат затыкать моими лучшими бойцами дыры и просчеты в планах...
— Планы Расчетного Центра идеальны. Насколько могут быть идеальны прогнозы сотни искинов, разумеется.
— В задницу тебя, и твоих искинов! Они лажают каждый раз, когда касаются общества или человеческих групп. Даже я, штабной хряк, вижу эти мелочи и несоответствия! И мои лейтенанты видят. Но лояльность не сломать, и они идут, и умирают на нерасчетных мономинах, неконвенционных, мать их, фузионных фугасах и заграждениях из биогаза. Убыль отдела — пять тысяч обученных солдат за декагод! И мы ещё не воевали...
— Матиш, успокойся, пожалуйста. Я понимаю тебя, и твое негодование. Мы исправим прогнозы.
— Без меня. Я устал. До невозможности загрёбся воевать не с противником, а с кучей электронных мозгов в магнитных банках! Я не могу больше провожать солдат на смерть.
— Искины уже столетие как не имеют электроники в составе, и не применяют магнитные бутылки Клейна...
— Не дуй мне в мозг, Герних, мать твою пробирочную. Я отправил заявление в Центр, и его подписал твой заместитель несколько минут назад. Твори и дальше своё будущее, но без меня и моих офицеров...
— Так. Хорошо. Ты сам это выбрал, Матиш Грэй. Я буду настаивать на полной блокировке памяти и денанофикации для всех, кто пойдёт за тобой.
— Ты всегда был хитрой расчетливой сволочью, друг. И мне жаль, что я не увижу, как рухнет вся эта хрень, которую мы с тобой, прости Создатель, наворотили...
— Корпорация была, есть и будет. Я, Каннингем, создал вечность, и подарил людям Вселенную!
— А я попробую прожить остаток жизни человеком. И… угадай, кто из нас будет счастливее?

Матиш стоял перед бело-синим зданием сложной формы, с множеством граней и выступов. Металл, керамика и атомарное стекло блестели в лучах солнца. Тысяча этажей вверх, и еще полтысячи — вниз. Квантовый генератор, заключенный в силовые поля, вырабатывал достаточно энергии, чтобы зажечь маленькое солнце — если кому-нибудь, конечно, пришло это в голову. Грэй прекрасно знал планировку сооружения, в котором уже много лет располагалась штаб-квартира Корпорации — его приглашали еще на стадии проектирования, как специалиста по безопасности.
Сейчас он медленно опустил задранную вверх голову, и резко дернул шеей, до хруста. Сколько раз Грэй подтрунивал над обалдевшими провинциалами, замиравшими в этой позе, но никогда даже не задумывался, что может оказаться одним из удивленных гостей Центрополиса. Только один момент отличал его от туристов, впервые увидевших символ могущества Корпорации и Линии Ноль — Матиш прощался.
Он прощался со своими надеждами, верой и многими десятилетиями жизни. «Отданными служению мечте, — подумал Грэй, и скривился от горечи пафоса, заключенного в этих словах. — Черти драные, совсем разучился по-человечески говорить, без канцелярщины. Эх, капитан-капитан, укатали Бурку крутые сявки…»
Повернувшись спиной к циклопическому зданию спиной, он медленно направился по пешеходной дорожке к флай-станции. Идти было порядка километра. В меру прохладное весеннее утро, наполненный запахами распускающихся листьев садов городского кислородного резерва воздух, и мягко пружинящее под тяжелыми ботинками-универсалами биопластиковое покрытие дорожки, тем не менее, располагали к неспешной прогулке. И размышлениям.
Наплевав на квоту загрязнения воздуха, Матиш достал из нагрудного кармана «вечной» форменной куртки пачку сигарет, и сжал зубами плотный мундштук одной из них, активировав поджиг курительной смеси. Выдыхая ароматный дым генномодифицированного табака, бывший начальник штаба отдела силовых взаимодействий перешел на неспешный прогулочный шаг, упорядочивая мысли.
«Когда всё начиналось, я поддержал Герниха, потому что ему был необходим хоть кто-то, не объявляющий сходу его идеи ересью. Я ни хрена не смыслил ни в генетике, ни в биомедицине, ни в науке… — Грэй вспомнил давным-давно ставшие историей годы, и улыбнулся. — С тех пор ничего не поменялось, в общем-то. Капитан штурмовиков, с руками по пояс в крови невинных ибатальских младенцев, с «волчьей головой» в личном деле и без выходного пособия. Знаки различия перед строем не срывали, и на том спасибо. Никаких перспектив, семьи, родных и близких, кроме полоумного ученого зазнайки с головоломными фантазиями о квантовых суперструнах, порталах и взаимодействием человеческого разума с силовыми полями Вселенной».
В памяти всплывали лица, фамилии, прозвища, даты из личных файлов. В основном даты гибели. Грэй привычно проклял свою память, усиленную еще в Лаборатории, и выдавил всплывавшие перед внутренним взором списки прочь из сознания. Он не забыл ни одного из солдат, испытателей или разведчиков, которые служили под его началом. И последний декагод в буквальном смысле жег его изнутри, пополняя списки едва ли не ежедневно.
«Суки. Создатель всемогущий, какие сволочи сидят в координаторах… Почему всегда на вершине оказываются самые подлые и хитрые? — Матиш сплюнул, ощутив укол «Совести» — штраф-системы, вживленной в затылочную кость, рядом с внешним разъемом нейроконтакторов. — А честных, или хотя бы достойных всегда оттирают вниз, спихивая на минорные должности и места»…
Мысли перешли к следующему вопросу. Почему-то Каннингем не стал стирать память своему старому другу, лишь заблокировав выдачу информации вовне слегка измененными психоблоками лояльности, и повторно активировав «мёртвую руку». Эта система из нескольких независимых микрозондов должна была сработать при угрозе разглашения секретов «под давлением внешних обстоятельств». Проще говоря, под пытками и наркотиками мозг превращался в кусок плохо пропеченного микроволнами белка. Всех офицеров и солдат ОСВ, кто решил поддержать своего командира, прогнали через серию понижающих операций, вывели из организма все наны, даже стандартные, и лишили памяти полностью, сформировав ложные воспоминания. Особо упорным подправили личности, создав лояльных Корпорации граждан «общества нового типа». Грэю оставили все не нанитные модификации тела, в том числе и боевые…
Вдоль мягко прогибавшейся под ступнями дорожки были высажены кусты вереска, модифицированного на повышенное выделение кислорода, и в их ветвях, чирикая, ссорились мелкие серые птицы, радуясь, наверное, наступлению теплых дней и появлению клейких молодых листочков. Грэй какое-то время полюбовался живностью, которой становилось с каждым десятилетием все меньше, и уже собирался идти дальше, когда система оповещения кольнула его в затылок. Микрофлайер красного цвета, свистнув плазмодинамическими двигателями, опустился на пешеходную дорожку.
Из раскрывшейся, как бутон цветка, кабины Матишу махнул рукой человек, которого уж точно он не ожидал тут видеть. Андреас Гнейес собственной персоной перемахнул через низкую подволоку своего экипажа, и стремительно приблизился к Грэю, который отметил про себя, что его старый знакомый и бывший подчиненный стал пошире в плечах, поуже в талии, и двигается, как сытый хищник. Остановившись перед ним, Гнейес улыбнулся, и протянул руку в приветствии:
— Здравствуйте, капитан Грэй. Агент Дрезина прибыл. Разрешите доложить?
— Докладывай, чего уж там… — Матиш замаскировал удивление под кашель, и пожал протянутую руку. — Как ты здесь оказался, Дрезина? Тебя же услали к чертям на закорки…
— Да, услали. Но я прибыл в Ноль, как только узнал о вашей отставке. Немного опоздал, но так даже лучше… — Гнейес виновато улыбнулся, и указал на свой летательный аппарат. — Подвезти вас до порта?
Грэй подумал немного, для вида, и, нахмурившись, ответил:
— Да, пожалуй. Только не в порт, а к портальному хабу. Но сначала мне нужно забрать кое-какое имущество в… одном хитром месте.
— Никаких проблем, капитан! — Андреас понимающе подмигнул, и быстро занял место водителя. — Следующая станция — Хаб, просим пристегнуть ремни!

Взлетев и набрав эшелон транспортного коридора Корпорации, флайер влился в поток таких же машин, различавшихся только формой и цветом, и Андреас отпустил рукоять управления, втянувшуюся в подлокотник. Коснувшись нескольких сенсоров, он включил систему подавления сигналов, и обернулся в Грэю, который в это время изучал что-то на экране планшетника.
— Теперь можно говорить, не опасаясь прослушки. Квантовый барьер поставлен.
— Вряд ли я что-то смогу сказать такого, что ты сам не знаешь… — Грэй покачал головой, и постучал себе по виску. — Да и блоков мне поставлено от души, сам понимаешь, поговорить особо не выйдет.
Андреас задумчиво обхватил подбородок пальцами, и взмахнул рукой по направлению к синим огням сферической громады Хаба, висевшего над южной оконечностью города.
— Капитан, я не смог быть на заседании совета… Но я не согласен с вашей отставкой!
— Твое согласие или несогласие ничего не изменит, — Матиш постучал по тонкому экрану своего компа. — Особенно — положения дел в Корпорации и основных Линиях. Бунты. Мятежи. Восстания. Сопротивление и саботаж.
— Да, я знаю, — Гнейес напряг челюсти, и поиграл желваками. — Исследователи часто сталкиваются с неприятием со стороны местного населения, не входящего в Паутину. Пока не входящего. Взять хотя бы Икстлан…
— Дело не в этом. Мы где-то свернули не туда, чтоб меня разорвало! — Матиш стукнул кулаком по подлокотнику, выплескивая раздражение. — Ты можешь счесть меня трусом, который стремится сбежать от ответственности, забиться в норку и переждать бурю… или прожить остаток жизни в сытости и покое.
— Никогда, капитан, — обиделся Гнейес. — Уж кого, а вас подозревать в трусости я не мог никогда. Скорее, я бы подумал, что у вас есть план.
— Возможно. В любом случае, изнутри изменить систему уже невозможно — она слишком хорошо поддерживает равновесие, и противится любым переменам.
Внизу, под прозрачным полом флайера проплывало большое озеро, усеянное плавучими платформами наноферм и биоплантаций.
Андреас помолчал, пожевав губами, и нахохлился в кресле. На пару секунд Грэю показалось, что его ученик смертельно устал от всего происходящего, как и он сам. Но Гнейес взглянул на него, и в его взгляде читалась твердая уверенность.
— Капитан, я хотел сказать ,что вы можете на меня рассчитывать. И — я привёз запас нанов. На какое-то время хватит, а там посмотрим…
— Оставь, Дрезина, — скривил губы Грэй. — Наны — это только костыли. Человек может жить и без них. И достигнуть не меньших высот за счет своих собственных резервов. Мне предоставляется шанс попытаться. И сыграть против системы.
Металлическая сфера Хаба, достигавшая в диаметре два километра, уже занимала половину обзорного экрана флайера. До посадки на приемную полосу оставались считаные минуты, и Гнейес, вздохнув, извлек из подлокотника манипулятор. По старой привычке Андреас всегда заходил на посадку сам, не доверяя автоматике.
— Куда вы направляетесь, капитан? — спросил он, меняя курс, и сосредоточившись на управлении.
— Если ты о том, встретимся ли мы еще с тобой, или нет, то мой ответ тебе не понравится. Скорее всего, не встретимся. Такими, какие мы сейчас — точно нет, — Грэй ободряюще улыбнулся Дрезине. — Но это не означает, что мы не увидимся никогда, агент. Миров много…

@темы: корпорация, творчество, проза

---

Корпорация. Основатели.

Уровень секретности: 0.0.1
Уровень допуска: -
База данных: Терра, TR-110/001
Ключевые слова: история, Корпорация, Основатели, Директорат

Список.

1. Герних Август (фон?) Каннингем.
Доктор биологии, философии и медицины, почетный академик Пан-Европейской Академии Наук.
Дата рождения — ориентировочно 1978 год по летоисчислению Терры (ЛТ), дата смерти не установлена.
Место рождения — Европа, свободная зона Франфуркт.
Национальность: дойч/русин.
Закончил Европейский Университет с отличием, специализировался на биомедицине и биохимии, впоследствии работал в концерне «Биомедикален Кёльн ГМБХ». В 2020 году д-р Каннингем открывает свою собственную лабораторию, располагавшуюся на территории Зоны Выборг (Сев. Патербург), после демаркации границ отошедшей к Европейскому Содружеству.
За последующие два десятилетия д-р Каннингем публикует порядка сотни работ по наномедицине, репликации генома, регенерационной терапии и физике квантовых состояний.
В этот промежуток времени он и его коллеги открывают квантовые порталы, и начинают их исследования.
*засекречено*
После Основания Корпорации долгое время занимал пост Ответственного Директора до 2*** года.
Настоящее местонахождение неизвестно. Количество модификаций памяти неизвестно. Предположительно, может сохранить тягу к занятию медициной и/или биологией. При совпадении генокода — немедленно сообщить в ближайшее отделение Корпорации.

Известные псевдонимы и позывные: «Док», «Канистра».


2. Матиш Грэй.
Дата рождения — неизвестна, ориентировочно — 70-е годы XX века ЛТ, дата смерти — неизвестна.
Место рождения — Рутения.
Национальность: русин? (не подтверждено).
Капитан десантно-штурмовых подразделений Конфедерации Рутения, уволен в запас (с позором) после провала захвата крепости Кардагар в 2003 г. ЛТ.
Заочно закончил биотехнологический курс при университете Выборга в 2025, бакалавр биологии и биомедицины, научные работы неизвестны.
В лабораториях Каннингема являлся ответственным за обучение испытателей и силовые операции, возглавлял службу безопасности.
После Основания занимался созданием и контролем Службы Охраны и отделения Внутренней Безопасности Корпорации, возглавлял отдел силового взаимодействия до 23** года.
**восстановленная информация** Покинул ряды Корпорации сознательно, полностью отказавшись от нанотехнологий и геронтоцины. Полная блокировка памяти не проводилась по личному распоряжению дир-ра Каннингема. Убыл в новооткрытые отдаленные параллели. Предположительно мертв.

Известные псевдонимы и позывные: «Свинец», «Капитан».

3. Андреас Гнейес
Дата рождения — ориентировочно 2001 год ЛТ, дата смерти не установлена.
Место рождения: Северный Патербург, Конфедерация Рутения.
Национальность: русин.
Доктор философии, математики и физики, профессор Выборгского университета в 2059-2078 гг. ЛТ.
Являлся одним из первопроходцев-испытателей порталов, нановакцин и регенерационной терапии. Параллельно с работой в экспериментальных группах лабораторий Каннингема учился на заочном отделении Выборгского университета. Возглавлял отделение «Пионер», проводил обучение новых сотрудников.
После основания Корпорации занимал последовательно должности аналитического директора, директора по связям с общественностью, начальника группы свободного поиска «Седой Дрозд» (см. архив 334885).
**восстановленная информация** Принимал участие в экспериментах по множественному слоистому изменению личности.
В настоящее время **засекречено**

Известные псевдонимы и позывные: «Свинцовый паровоз», «Дрезина».


4. Альф Йоргенсон
Дата и место рождения неизвестны.
Предположительно — Скандинавская Свободная Зона Европейского Содружества.
Национальность: афросканд (примесь негроидной расы = 95%)
До начала сотрудничества с д-ром Каннингемом неизвестен, впоследствии занимался археологией и химией. Первый человек, совершивший путешествие через квантовый портал, и вернувшийся обратно живым. Испытатель в экспериментальных группах Каннингема. Проходил долгую реабилитацию после многолетнего проживания в одной из Линий.
Ученых степеней не имеет.
После Основания работал в отделе силовых операций. Имеются отметки о многократном перекодировании личности. Блок лояльности А1, А0. Имеет высокий доступ к секретной информации.
Текущее местонахождение: **засекречено**. Текущее имя удалено из отчета во избежание нарушения Устава Корпорации. Предупреждение: вы пытаетесь получить информацию вне своего уровня доступа!

Известные псевдонимы и позывные: «Снежок», «Торч», «Песчанка».


5. Дерек Сапрассас.
Дата рождения – 23 апреля 2005 г. ЛТ. Время смерти: жив.
Место рождения: Терра, Австралия, Канберра.

Доктор биомедицины и генетики, известный специалист по нанотехнологиям и нанорепликации. Занимался исследованиями в этих и смежных областях, приглашен в лабораторию Каннингема в 2023 году ЛТ.
Является соавтором «Вакцины КС», нанококтейля, позволившего человеку оперировать квантовыми порталами.
После Основания работал в научном секторе Корпорации, занимаясь улучшением нанотехнологий и квантовых устройств связи, до отставки в 25** ЛТ (по семейным осбтоятельствам).
В настоящее время проживает в одном из миров Главной Последовательности. Крупный бизнесмен и меценат. Глава нескольких национальных корпораций.
Коррекцию личности не проходил. Коррекция памяти — минимальная. Встроенный блок «Мертвая рука».

Дополнительные отметки:
Использованию в рамках структуры Корпорации не подлежит. Морально нестоек. Ненадежен. Наблюдение СВБ снято в 26** году ЛТ.

Известные псевдонимы и позывные: использует документы на имя Даль Пьетро.

@темы: корпорация, творчество, проза

---

Доктора. Прогулки под водой.

Глайдер летел над сине-зелёными волнами тропического океана, оставляя позади жилые блоки и плотную застройку прибрежной полосы Центрального региона. Пилот выправил курс, и, включив автопилот, вышел на обзорную галерею, где в удобных креслах уже расположились его сегодняшние клиенты.
— Час до Мариена, уважаемые, — человек в серебристо-синем комбинезоне устало кивнул на салон, где сервисные автоматы накрывали на стол. На его лице была заученная улыбка, но глаза смотрели немного грустно. — Желаете пообедать?
— Благодарим, мастер, — откликнулся одетый в строгий чёрный костюм мужчина, вежливым взмахом руки показывая, что предложение принято к рассмотрению. — Присоединимся к тебе через полчаса.
Пилот взглянул на тонкие серебристые нити, вшитые в ткань на лацкане пиджака, и, получив в ответ кольнувшие синапсы сведения о специальном ранге гостя, поклонился, и скользнул обратно в надстройку рубки. Ему совершенно не хотелось услышать ничего лишнего, сверх того, что он уже знал. И его уже не так сильно беспокоил факт вызова на работу во внеурочное время, и то, что выспаться он, похоже, не успеет.

Патрик Вуниш осторожно отклеил металлические нити с ткани, и спрятал в тонкий чехол. Свою роль метка уже сыграла. Повернувшись к своим спутникам, он продолжил прерванный появлением пилота разговор.
— Я всего лишь выполняю просьбу одной дамы, — инквизитор внимательно посмотрел в глаза Спенсеру, а потом и Льюису. — Моты не объясняют, зачем им понадобились вы оба. Они помогли легализации и выслали приглашения.
Гриффин не отреагировал на взгляд Вуниша, пожав плечами в ответ. Спенсер же отчётливо дёрнулся, и попытался изобразить на лице непонимание.
— Ксеносы редко расшифровывают свои действия, если их не просят, — ответил доктор, отводя взгляд в сторону проплывавших внизу подводных планктонных и устричных ферм, отмеченных яркими плотиками-буями, служившими одновременно и жилищем для работников, не модифицированных к глубинам. — А уж дипломаты…
— А откуда ты знаешь про их дипкорпус? — заинтересованно спросил Спенсер, вглядываясь в прозрачную зеленоватую воду прибрежного шельфа в попытке рассмотреть поподробнее стайку дельфинов, выпасавших несколько огромных китов. — Приходилось сталкиваться?
Льюис буркнул что-то неразборчивое, и взял с небольшого столика запотевший бокал с прохладительным напитком. Вуниш примирительно заметил:
— Случается всякое… Дипломатическая миссия в Мариене небольшая, и здесь проживают представители лишь нескольких рас, с которыми установлен контакт. Насколько мне известно, кроме… Мотыльков, — он попробовал выговорить самоназвание этой цивилизации, но потерпел закономерную неудачу, и сделал вид, что закашлялся. Человеческая гортань плохо подходила для аутоязыка этой ксенорасы, — здесь квартируют райкахны и ауролоды. Рептилии и моллюски…
— Рептилии и моллюски — это понятно, водная среда… — Спенсер повернулся к Патрику. Он старательно маскировал свою нервозность, возникшую при упоминании Таи, под любознательность и ксенобиологический интерес, в принципе, естественный для полевого агента.— Но что тут делают Мотыльки? Я не сталкивался с их представителями, честно скажу. Но в базах данных не говорится о необходимости наличия морской воды для этих ксено…
— По-моему, им просто понравились купола поселения, — пожал плечами в ответ Вуниш, прикоснувшись к столешнице пальцами. На молочном пластике материализовался ещё один стакан сока. — Вокруг них много жизни, Мариен стоит на самой границе шельфа с его тёплыми течениями и глубокой впадины, в которой до сих пор встречают неизвестные виды животных… А на Луне в кратерах Моря Спокойствия слишком темно и холодно.
Гриффин медленно пил сок из охлаждаемого бокала, и ему в голову лезли совершенно неуместные мысли об экологии и развитии постиндустриального общества. «Всё-таки Терра очень показательна. Мир с давней и бурной историей, население в двадцать миллиардов, материки застроены от и до, но много зелени. Океаны полны жизни. Многочисленные парки и заповедники. Даже не очень богатые люди могут позволить себе содержать домашних животных, и это считается «почётным долгом». Глупо, да… Все же они не смогли убить планету. И делают все, чтобы если не спасти её, то продлить агонию».

По мере того как глайдер приближался к посадочной площадке Мариена, вода под его днищем приобретала все более насыщенный тёмно-синий оттенок. Волны разбивались об ажурную белую конструкцию, напоминавшую сетчатую трубу или скелет какого-то циклопического кораллового полипа. Башня возвышалась над водой на добрую сотню метров, и была украшена многочисленными прозрачными пузырями жилищ, оранжерей и высокотехнологичных производств. Разного диаметра и оттенков, они слипались в гроздья, и выглядели, на взгляд приближавшихся в глайдере, весьма чужеродно.
Пилот, оставшийся у руля, объявил по вирт-сети о скором прибытии во внешний порт комплекса, и добавил:
— Эта башня опускается до самого дна. Там, внизу, в трёх больших эко-куполах, и находится Мариен. Приятного времяпрепровождения и отдыха!
Надводный порт представлял собой большую изогнутую платформу, вписанную в структуру скелетной башни, и прикрытую пересекающимися силовыми полями. Сейчас они работали на нескольких процентах мощности, и лишь слегка исказились при проникновении тупоносого глайдера.
На входе в прозрачную синтеконовую капсулу гравилифта Патрик задержался, и нанёс на свой костюм новую металлическую метку, несколько иного плетения и с синеватым отблеском нитей. На молчаливый вопрос агента Спенсера Вуниш только отмахнулся, мол, «так надо».

По пути вниз ствол лифта пронзал множество отсеков, заполненных воздухом или водой. Мимо Патрика с компанией промелькнул подводный порт субмарин, чьи сигарообразные тела, украшенные плавниками и выростами, больше напоминали туши животных. Покрытые белой чешуёй подлодки стояли в своих отсеках плотно, как заряды в обойме пулевого оружия, выпуская из утолщений на корпусах тонкие вереницы пузырей. Ниже располагались подводные фермы, где в открытых водам океана ячеистых секциях мерно шевелились длинные ленты водорослей, и сновали яркие биомеханические организмы, ухаживающие за плантациями. Ещё глубже в башню врезались кристаллические отсеки, непрозрачные снаружи, и подсвеченные неяркими источниками света. Их предназначение осталось загадкой.
В кристаллах возник просвет, и они сошли на нет, уступив место металлу ствола башни, расширявшейся и увеличившей размеры ячеек скелета. Снизу, сквозь толщу тёмной воды, стало заметно свечение, исходившее с трёх сторон — желтоватое, напоминавшее солнечный свет, синее и ярко-белое.
Купола появились неожиданно, словно вынырнули из глубин немного мутных вод. Самый большой из них, имевший жёлтый оттенок, напоминал кристаллический многогранник, и был почти прозрачен, открывая вид на хаотично разбросанные строения, зелёную растительность и яркие люмины. Под водой все размеры немного искажаются, но он явно имел в диаметре не одну сотню метров. От этого купола расходились в стороны две галереи, проложенные по дну, и отмеченные рядами висящих в темноте буёв, перемигивавшихся красным. Переходы соединяли кристалл с двумя эллипсоидными каплями, синей и белой.
Лифт на секунду замер, и погрузился в серую дисковидную платформу, уходящую в донные отложения. Мимо промелькнули перекрытия из усиленного металла, и капсула мягко ткнулась в подсвеченную красным поверхность большого ангара, заполненного непонятным для обычного человека оборудованием и устройствами. Широкий проход вёл к массивным на вид шлюзовым дверям, выглядевшим так, словно их вытащили из глубокого прошлого. Вуниш осмотрел ангар, и, сказав: «пойдёмте», двинулся к шлюзу. В помещении больше не было ни одной живой души, только сервисные автоматы и автоматический погрузчик. По пути Гриффин заметил мемориальную табличку из позеленевшего металла, возрастом сравнимую с древними дверьми. Он успел разглядеть слабо различимые слова «первое… поселение… Марианск…», прежде чем шлюз распахнулся, открыв переход к кристаллическому куполу. В переходе было неожиданно светло и солнечно — усеянный точками светоизлучателей потолок старатель создавал иллюзию полудня на поверхности, и гладкий металл пола блестел серебром. Прозрачные пластины обзорных кристаллов были увиты необычно зелёными лозами с рассечёнными листьями, похожими на когтистые лапки. Возле шлюзовой двери, за небольшим столиком, скучал скудно одетый молодой человек с длинными светлыми волосами. Короткие бежевые брюки, тонкие репликожаные туфли и короткая туника выглядели неброско и не раздражали. Отведя взгляд от голографических таблиц, он осмотрел прибывших, коротко кивнул, и прищурился на лацкан пиджака Патрика.
— Вас ожидают в третьем гостевом, инквизитор, — приятный баритон прозвучал неожиданно глухо, словно пробивался сквозь толщу воды. — Атташе Койл просил посетить его сразу после сопровождения посетителей к переговорному залу.
Вуниш кивнул в ответ.
— Я навещу атташе. Посол на связь не выходил?
— Нет, но подразумевается, что он будет на встрече.

В куполе было жарко, пахло влагой, цветами и прелой зеленью. Вдоль тропинки, проложенной от входного полога силового поля, в ветвях узловатых деревьев, покрытых длинными листьями, мелькали стайки разноцветных птиц и мелкие зверьки, напоминавшие помесь обезьянок и белок. Воздух казался тяжёлым, но дышалось легко, и путь до асимметричного строения на небольшом холмике они проделали в молчании и быстро. Патрик поглядывал на небольшой экран коммуникатора, и то и дело тыкал в него пальцем, Гриффин просто шёл, не глядя по сторонам, и только Спенсер наслаждался невозможным зрелищем — субтропическим лесом на глубине нескольких километров.
Внутри здания, не имевшего части крыши, располагались небольшое возвышение в центре, из того же напоминавшего мягкий камень материала, и несколько групп металлических дисков, над которыми парили яйцевидные гравикресла с включёнными полями. Когда Спенсер, Гриффин и Патрик взошли на возвышение, два кресла развернулись к ним и выключили пологи. Льюис с удивлением узнал Таи, одетую в серебрящуюся короткую накидку. Рядом с ней находилось невысокое существо в тонком изолирующем скафандре, покрытом синеватыми точками. Полупрозрачный шлем позволял рассмотреть широко расставленные фасетчатые глаза, резко сужающееся к подбородку треугольное лицо, и купол черепа, покрытого тонкой шерстью. Крылья мотылька были свёрнуты, и покрыты тканью скафандра.
Таи улыбнулась, глядя на Гриффина. Льюис почувствовал себя очень не в своей тарелке. С ним такого не случалось уже очень давно, и руки доктора непроизвольно задрожали от срываемого волнения. Он с удивлением обнаружил, что сердце стремится выскочить из груди, пульс зашкаливает, и, вообще, ему как-то не по себе.
Спенсер казался мрачнее обычного, и особого удивления при виде Таи рядом с послом не выказал, нахмурившись. Патрик, едва заметно улыбнувшись, мельком взглянул на докторов, и снова замер, чуть наклонив голову вперед.
Мотылёк поднялся с кресла, прошелестев что-то из закреплённого на плече аудиска-транслятора.
— Посол извиняется за не подобающий моменту внешний вид, — перевела Таи, наклонив голову. В её больших глазах плавали зеленоватые искорки. — В настоящий момент у него протекает сложный физиологический процесс, требующий максимальной изоляции от внешней среды. В том числе, и из-за высокой аллергенности продуктов метаболизма для людей. Он приветствует представителя Корпорации и наших гостей, и желает долгой жизни и удачного воспроизводства.

@темы: творчество, проза, Доктор Спенсер

---

В шахматном порядке по дому вырубилось электричество. Два мудака с восьмого этажа решили заняться сварочными работами (уже молодцы, с инвертором из говна и палок) вечером (идиоты!), и спалили не только инвертор (да и куй бы с ним), но и хитрый автомат непонятно где. Вызвали аварийку. Ждем-с. Обещали к утру починить.
Тут и понимаешь, насколько зависим от электричества.

Давно не жег свечей.

@темы: негатив, Волосы дыб(р)ом

---

Цирк дрессированных демонов имени Корбиниана Бродмана - Сказание о тяжелом детстве

Скажу сразу, взгляд на проблему интересен мне лично.

«Все мы родом из детства», «все проблемы идут из детства», «все психологические проблемы взрослого человека вытекают из конфликтов и стрессов, полученных в детском возрасте». Очень часто и на разные лады можно услышать такое утверждение. Насколько справедлива эта позиция?

февраль 11, 2014

Полагаю, что современные практики психологического консультирования сильно переоценивают значимость раннего возраста. При этом вовсе не хочу сказать, что это совершенно не важно и не значимо. Разумеется, с тянущимися из раннего возраста обидами и переживаниями можно и нужно разбираться. Но очень часто на практике встречаются ситуации, когда все попытки решения текущих душевных проблем только к «детским конфликтам» и сводятся. И это, по моему убеждению, уже ошибочно, зачастую ведет человека по ложному следу и в итоге снижает конечную результативность работы.

Действительно, когда мы маленькие, наша жизнь нам не принадлежит. Фактически, несовершеннолетний человек это собственность его родителей и как с ним поступить- решают родители. В прежние времена это заявлялось прямо и недвусмысленно, в современном цивилизованном мире правила сильно изменились (и хорошо, что изменились), но суть все равно осталась прежней. Психика ребенка принадлежит его родителям, они развивают ее по своему усмотрению и они несут ответственность за результат. И это нормально, так всегда было и так всегда будет.
Человек не выбирает, где ему родиться- во дворце или в хлеву. Человек не выбирает своих родителей. У хороших людей бывают дети, и у плохих людей тоже бывают дети. И мы можем быть этим ребенком. Бессмысленно вопрошать к небесам- «почему я», «почему именно так, почему именно со мною». Ни почему, просто так как карты легли.

Есть стартовая позиция, повлиять на первичный расклад мы не можем, что выдали тем играем, у нас одна попытка, ходы переигрывать нельзя. Причем дебют за нас разыгрывают другие игроки, они распределяются случайным образом, могут быть умелые или не умелые, компетентны или не компетентны, повлиять на это мы также не можем. С какого-то момента нас начинают допускать к самостоятельным решениям, чем больше мы их совершаем, ты больше способны влиять на события, в любую сторону. К этому моменту у нас на руках уже имеется разыгранный не нами дебют, он нам может нравится, может не нравится, мы не в ответе за эти решения. Хотя они напрямую сказываются на нашей психике и на нашей жизни, не мы их принимали, не мы их реализовывали, мы за них не в ответе. А вот дальше- уже наша зона ответственности. И приходится иметь дело с тем, что есть, а не с тем, как хотелось бы.
Такие правила у этой игры. Других не будет. Мы подписываемся по факту своего существования, иного согласия не требуется. Инструмент- психика, ставка- жизнь. Развлекайся. Ствол выдали крутись как знаешь. Хотелось пулемет, достался мушкет? Извини, рандом.

Не все родители по умолчанию хороши. Нет, мы не обязаны по умолчанию быть благодарны. Заботиться и помогать должны, это формальные обязательства по возврату долга. Любить- нет, не обязаны, это уже зависит от. И вполне может так статься, что конкретно наши родители с нашей психикой обращались не самым наилучшим образом. Доминирующая гипреконтролирующая мама и отчужденный безразличный папа. Или наоборот. Кого-то недолюбили и недодали тепла, кого-то перелюбили и удушили в объятиях. Слишком жестко требовали или слишком потакали и баловали. Взрастили завышенную самооценку и заведомо невыполнимые требования к миру или пониженную самооценку и заведомо невыполнимые требования к себе. И так далее и так далее.
Но в тот момент, когда это происходило, мы были детьми. Мы не в ответе за то, что происходило с нашей жизнью. Наша психика не была нашей собственностью. Но сейчас-то мы взрослые. Наша психика принадлежит только нам, это теперь наша частная и неотчуждаемая собственность. Навсегда. У нас есть документы на право владения своей жизнью, называется паспорт. Что раньше происходило с нашей головой- уже свершившееся событие, мы не может на них повлиять. Но это все было давно, десять лет назад, двадцать лет назад, тридцать лет. А вот на то, что происходит с головой сейчас,- на это мы очень даже можем повлиять. Чем переживать по поводу прошлого, которое мы все равно не можем изменить, не лучше ли переживать по поводу настоящего, которое мы изменить способны?
И даже если принять, что в прошлом все было плохо и ужасно. Или не совсем ужасно, но не очень хорошо. И предположим, нам сделали психику, которая нас не вполне устраивает. Которая не адаптивна, которая проблемна, не оптимально работает, легко ломается, серьезно портит нам жизнь, мы хотели бы ее исправить. И да, не мы ее такой сделали, это все они. Мы тут не при чем.
Но все равно это наша собственная психика. Какая разница, как и почему ее сломали в прошлом, гораздо интереснее и важнее, как починить сейчас? Поэтому разбор детских травм- мероприятие глубоко вторичное, не является самоцелью и ценность имеет только и исключительно в плане ответа на вопрос- «можем ли мы извлечь из этого анализа какие-то полезные выводы?». Единственный критерий- результативность. Можно разбирать прошлое, можно не разбирать, все зависит от ответа на вопрос «зачем это мне надо и какую практическую пользу я из этого могу получить?»

В психотерапевтической практике очень часто с этим сталкиваюсь. Терапевтический запрос может быть самый разный, но в целом, человек не доволен работой своей психики, хотел бы решить проблему, но не очень понимает как. Иначе бы не стал обращаться за помощью. Вполне естественно, что перед этим пытается исправить ситуацию самостоятельно, пытается в ней разобраться, читает популярную психологическую литературу. И в поп-психологии массово звучит, что «все проблемы растут из раннего возраста, разбирайтесь со своими детскими психотравмами». Эти воззрения исторически так сложились, происходят из психоаналитической традиции. Психоанализ самое первое и самое древнее из существующих направлений, образ растиражирован массовой культурой, все слышали про Фрейда, все видели в кино психоаналитическую кушетку, в сознании людей до сих пор часто ставится знак равенства психоаналитик=психотерапевт. Это не соответствует действительности, но это не плохо и не хорошо, это просто данность. Что есть, то есть. И в психоанализе понятие «внутреннего конфликта» является одним из ключевых, и традиционно очень пристальное внимание уделяется раннему развитию и его последствиям для взрослой психики. И если для стороннего праздно любопытствующего читателя с этим никаких сложностей, то для человека, который решил разобраться в вопросе не просто для общего развития, но который хочет найти решение своей проблемы, то есть лично заинтересован и эмоционально вовлечен, для него в предложенной модели есть определенные риски. Часто люди избыточно индоктринируются этой «детской концепцией», и весь анализ, все понимание собственной психики сводят к этим самым «конфликтам и психотравмам». В итоге тратят на это много времени и усилий, а видимых изменений в жизни как не было, так и нет. Потому что изначально вопрос был поставлен не корректно. Ну ок, разобрались вы со своими древними проблемами, после чего стало лучше или не стало лучше, но изначально вы чего хотели- прояснить прошлое или изменить настоящее?

Еще раз хочу подчеркнуть, я вовсе не отрицаю ценности этого подхода и не призываю вовсе от него отказаться. Очень часто он может быть полезен. Например, когда ключевым моментом проблемы является актуальность старых обид, давно прошедшие события сказываются на нас настоящих, мертвый хватает живого, от этого человеку только неприятные переживания и дискомфорт, и никакой пользы. Тогда это задача, с которой следует работать. Но при этом полезно понимать, что анализ детства это не самоцель. Сам по себе ничего не дает, это не решение. Это просто инструмент, один из множества. Бывает полезен, но также часто бывает бесполезен, в зависимости от ситуации. Но полностью погружаться в эту модель и с головой уходить в переживания детских невзгод- заведомо ложный путь.

Представьте, что вы приобрели с рук машину. Машина б/у. И, предположим, вы не очень довольны тем, как предыдущие владельцы с нею обращались. Масса неполадок и неисправностей. Свечи заливает, ходовая стучит, на двери царапина, стартер заедает. Ну вот такая досталась, не было средств на другую. И что теперь? И можно дальше ездить как есть, масса народу так и делает. И можно бесконечно долго обижаться на прошлых владельцев, что так небрежно обращались и хорошую машину ушатали. Или наоброт, понять и простить. Можно так, можно эдак, только зачем? Какая разница? Машина-то уже ваша. На вас оформлена, ваша собственность, вам пользоваться, вам решать, кому еще доверить управление. Она такая, какая есть. И вместо того, чтобы переживать по поводу эксплуатации прежних владельцев, не полезней ли исправить имеющиеся неполадки? Прошлое не изменится от того, что мы по этому поводу думаем. С этим мы ничего не сможем сделать. Зато с настоящим мы можем сделать все, что угодно.

У каждого под черепной коробкой сложная непрерывно обучаемая машина по принятию решений. Млекопитающие самые обучаемые из животных, приматы самые обучаемые из млекопитающих, человек самый обучаемый из приматов.
Система учится и переучивается все время, не только в детстве. Это то, что мы называем «жизенный опыт», это то, почему «с годами люди мудреют». Не все, конечно, и не всегда, но если человек сколь нибудь разумно своей когнитивной машиной пользуется, он гарантированно получает результат на долгой дистанции. Всегда и без вариантов. Что-то делаешь- получаешь результат, хороший или плохой. Ничего не делаешь- ничего не получаешь.

И если, по любым причинам, нас не устраивает, как система работает, то первичное значение имеет - понять механику происходящего и исправить. Система обучена не правильно? Ответ: перенаучить систему. Это может происходить (и часто происходит) в силу «естественных причин» и за счет «жизненного опыта», просто потому, что с течением времени с нами происходит множество событий, психика на этом событийном массиве обучается и со временем корректирует старые ошибки. Поэтому мы с возрастом умнеем, поэтому наша психика со временем становится более эффективна. Или можно переобучать психику направленно, это требует дополнительных усилий, это требует дополнительных познаний, но и результат получаем быстрее. Можно подождать, пока «жизнь научит», но на это уйдет время. Может 5 лет, может 10 лет. Или можно переучить в форсированном режиме, и тот же результат получим через несколько месяцев, через полгода или год. В любом случае, мы можем с некоторой вероятностью предсказывать, но мы не можем точно знать, что с нами будет в будущем, пока мы не прибудем в это будущее. Мы можем повлиять на будущее, но не можем точно знать. Мы знаем прошлое, но мы не можем на него повлиять. У нас есть только настоящее.

Именно поэтому всегда говорил и говорю:
Тяжелое детство не отмазка. У всех тяжелое детство. У всех деревянные игрушки, у всех высокие подоконники.
Это свершившееся событие. Мы его можем оценивать положительно или негативно, но по факту событие уже к нам нейтрально. Полезно понимать, что произошло, но бесполезно переживать.
stelazin


(С)перто отсюда: stelazin.livejournal.com/107929.html

@темы: с3,14зжено, психология, ЖЖ

---

Естество

От вдохновения до помрачения – стелется только туман,
Всепоглощающий, грани глотающий, пахнущий болью от ран.
Солнце забытое светит, сокрытое тонкой дождя пеленой,
И пробивается в память забытую — дымом, весной и Москвой.

Неоднозначное, сложное, мрачное — вот наш весенний мотив,
Неумолкающий, строчками лающий… Трудно идти супротив.
Тонко подмечено. Кручено, верчено лёгких словес волшебство,
Вдаль нас зовущее, яркое, ждущее… К звёздам лети, естество.

@темы: творчество, стихи

---

Доктора. В саду.

— Смейся, смейся, — добродушно усмехнулся агент, наблюдая за эволюциями забавного сине-бело-серебристого бота. Сфера-автомат висела в воздухе недалеко от головы Спенсера, и периодически подскакивала, проворачиваясь вокруг всех осей. Из маленьких «звучков» доносился приглушённый детский смех, и перед ботом вспыхивала голопроекция улыбки. — Экий проказник…
Гриффин подошёл к опирающемуся локтями на ограждение агенту, и, окинув неприязненным взглядом яркого робота, сунул в руку Спенсеру стакан с рециркулированным кофе.
— На, держи. Если бы не твои задние конечности…
— ...Ты никогда не принёс бы мне кофе? — улыбнулся Спенсер. Ему было хорошо. Ветер, пахнувший многомиллионным городом и, неожиданно, зеленью и цветами, шевелил отросшие волосы агента, небо над головой светилось той самой единственной синевой, воспетой в песнях и стихах. Небо Терры. — Спасибо, Льюис. А здесь хорошо, правда?
Гриффин похлопал ладонью по монолитному ограждению, и посмотрел по сторонам. Они стояли на крыше госпитального комплекса, в небольшом садике для прогулок. Недалеко гудели заходящие на посадочную площадку коптеры и флиттеры, украшенные змеёй и вездесущей паутиной, над садиком нависали кристаллические эмиттеры комплекса связи, а внизу многоруким и многоголовым чудовищем шевелился город. От горизонта до горизонта простирались горизонтальные структуры белого, бежевого и серого цветов, окаймлённые зеленью насаждений и серебристыми ниточками каналов. Кварталы рассекали ущелья улиц, уходящие в тёмные даже под полуденным солнцем провалы. Ввысь росли громадные небоскрёбы, напоминавшие кристаллы минеральных солей и блестевшие на солнце металлом и силовыми полями. Воздушное движение поражало своей сложностью и насыщенностью – сотни и тысячи машин маневрировали, уходили на посадку и взлетали.
— Мне тут не нравится, — буркнул, отгоняя ладонью весёлого робота, доктор. Льюис прищурился и плюнул за ограждение. Невидимое силовое поле, располагавшееся в метре от них, испарило плевок, и какое-то время мерцало, расходясь круговыми волнами, искажавшими перспективу. — И из-за этого тоже. Чувствую себя рыбой в аквариуме.
Спенсер сделал глоток кофе, зажмурившись от удовольствия. На самом деле напиток отдавал низкопробной синтетикой и дико горчил, но агент был готов мириться с этим фактом. «Я на Терре. На самой Терре, — думал он, расслабленно наслаждаясь мегаполисом вокруг, поющим от переполняющей энергии собственным телом, и новыми имплантами в ногах. — Никогда, даже в самых своих глубочайших мыслях, я не мог мечтать о таком событии. Центр мира, средоточие власти, душа Корпорации… Тьфу, чёрт!»
Гриффин внимательно наблюдал за своим впавшим в эйфорию товарищем, и точно рассчитал момент, когда ноги Спенсера подкосились, и он начал оседать, странно кособочась.
— Пёс, ты слишком сильно виляешь хвостом, — Льюис крякнул, подхватывая агента под мышки и отволакивая к ажурной скамеечке из белого металла, — того и гляди, отвалится…
Усадив своего одурманенного нейролептином пациента так, чтобы он казался отдыхающим, Льюис достал из кармана своего костюма тонкую коробочку. Несколько старомодных инъекторов, пара капсул, голокомп в форме кольца, иглы…

— Понимаешь, пёс, мне сразу не понравилось это твоё вдохновенное настроение и душевный подъём, — Спенсер моргнул, с удивлением понимая, что он сидит и смотрит в небо, а голос Гриффина продолжает звучать в ушах. — Слишком не характерно даже для тех навороченных средств-хуедств, которые в тебя вливали. Не отвечай. Я хочу, чтобы ты сейчас меня внимательно слушал, не отвлекаясь на эйфорию и блок лояльности. Впрочем, ты и не сможешь ответить. Не бойся, паралич пройдёт…
— Так вот, пёс. Я не знаю, откуда у полковника связи на Терре, зачем он нас сюда перебросил, и что будет дальше. Но я не собираюсь пополнять ряды улыбающихся зомби с вытатуированной на затылке паутиной и выжженными пустотой мозгами! — Льюис закашлялся, и ударил кулаком по скамейке. — Посмотри кругом. Все это – только оболочка, пустая внутри… Люди в мире Ноль живут, работают, умирают — но никто ничего не решает, и никто не имеет свободы. Всем правят наны. Они дают доступ к памяти, новым мирам, чтоб они все провалились в преисподнюю, технологиям, направленным на всё что угодно, кроме прогресса. Но ты представь на секунду, что всё это в один прекрасный миг рухнет…
Да, кстати. Твоя память. Я тут подумал… Есть несколько путей коррекции, и большинство из них требует стационарной аппаратуры. Да, да. Знаю. Но есть один вид блокировки, которую можно снять относительно легко и в любых условиях. Несколько уколов, стимуляция нервных узлов… Но, главное — никаких наномашинок в крови и тканях. Потому сначала я избавил тебя от остатков твоих прежних нанов-хуянов, и усыпил введённые здесь, — доктор ненадолго замолчал, и Спенсер почувствовал, как словно множеством иголочек закололо ноги и руки. Чувствительность возвращалась, но двигаться пока не получалось. И не хотелось. — Очень иронично и тонко. Чтобы стереть воспоминания, нужны наны. Чтобы высвободить их, нужно убрать наны. Но какой идиот пойдёт на это добровольно? Скажу сразу, я не знаю… точнее — не помню, какая блокировка применена к тебе, и что восстановится после этой процедуры. И вспомнишь ли ты что-то вообще, или останешься все таким же верным псом Корпорации.
Процесс не мгновенный. Потребуется довольно много времени… — Гриффин снова умолк, и молчал минуту или две. — А я не уверен, что оно у нас есть.

Гриффин открыл глаза. В помещении было темно и тихо, словно в могиле. Холода, правда, он не чувствовал, что и навело его на мысль об отсутствие выше означенного последнего приюта. Рядом кто-то немилосердно заворочался во сне и тут же захрапел, да так громко и надрывисто, что Льюис едва не подпрыгнул от неожиданности. Сердце бешено заколотилось в груди, грозя выскочить наружу. Стремительные мысли Гриффина пронеслись в голове от самой неправдоподобной до наиболее вероятной. До того момента, пока Гриффин понял, где находится, он уже успел испугаться неосознанного сексуального контакта с незнакомым мужиком, храпящим рядом, до похищения его персоны агентом Корпорации.
Немного успокоившись, он понял, что лежит на соседней кровати со спящим Спенсером, заливисто храпящим в две ноздри. За окнами плыла ночь, распространяя дивные ароматы цветущих растений и непередаваемых запахов ночного мегаполиса. Гриффин не мог чувствовать ароматов, кроме набившего оскомину рециркулируемого воздуха клиники, но богатая фантазия доктора вполне заменяла обонятельные впечатления. На небе Терры проецировались голографические проекции символов Корпорации, патриотических лозунгов и прочих стилизованных символов и слоганов. Крупные звезды набухшими шарами висели в светлом бархате неба линии ноль, будучи станциями слежения, орбитальной обороны или автоматических баз уничтожения. Те самые далекие звезды, о которых сложено множество легенд и стихов, давно не были видны в многоцветии вспышек красочных картинок.
Гриффин потер глаза, осознавая, что только что видел сон, в котором пытался разблокировать память Спенсера. Причем, Льюис был точно уверен — во сне он знал и способ, и метод, и последствия. Сейчас же, проснувшись, и пытаясь осознать, кто и когда перетащил его на свободную койку в палате агента, он не поручился бы и за знание собственного имени.
— Льюис Джероми Гриффин, ты сходишь с ума, — сказал он себе, выбираясь из кучи простыней и вставая на теплое покрытие пола палаты.
— Может быть и нет, — раздался лающий голос. От стены напротив отделилась неясная фигура и шагнула к Льюису, посверкивая красными угольками глаз. Гриффину показалось, будто в пасти незнакомого существа блеснули белые клыки. Вместо того, чтобы испугаться, Гриффин флегматично смерил тонкую фигуру взглядом невыспавшегося человека и запустил в нее подушкой с кровати. Темная фигура ойкнула и разразилась матюками.
В этот момент Гриффин проснулся второй раз. За окнами плыла все та же ночь, а рядом с ним стоял Патрик Вуниш, потирая ушибленный нос. На полу под его ногами попискивала сенсорами подушка, сигнализируя о своем падении.
— Охренел? — недипломатично осведомился инквизитор.
— Да, — честно признался Льюис. — А ты чего тут делаешь?
Вуниш пожал плечами и продолжил шепотом, стараясь не разбудить все еще спящего на соседней койке Спенсера:
— Выполняю свою работу по задержанию особо опасных и одержимых демонами преступников, — широко улыбнулся он, подчеркнув тоном всю иронию своих слов. — Ну, по официальной версии, — скромно добавил он.
— М-м-м… — промычал Гриффин.
— Ты во сне что-то говорил, — невинным тоном сказал Патрик, — что-то о памяти и нанах.
Гриффин закашлялся, вспоминая свой сон. Затем он широко шагнул и сильно ткнул пальцем Патрика в ребра. Инквизитор зашипел и разразился второй порцией ругательств, гораздо ядреней и громче первой. Храп и сап агента прекратился, и Спенсер сел в постели, тут же принявшей поддерживающее положение для спины пациента.

@темы: творчество, проза, Доктор Спенсер

---

Доктора. Разорванная паутина.

Гриффин помотал головой, и надоедливое жужжание в ушах превратилось в занудный голос, принадлежавший его собеседнику. Доктор сфокусировал глаза на отражении в стекле, отделяющем регенерационный блок от белого коридора, и хмыкнул.
— Со своей стороны, как специалист с многолетним стажем в области восстановительной терапии и регенерации, а также — как ведущий аудит-хирург госпиталя Каннингема, — одетый в искрящийся белой политканью халат и окруженный лёгкой пеленой стерильного оперполя, хирург с лошадиным лицом и тонкой ниточкой усов размеренно продолжал свою вязкую речь с видом совершенно уверенного в себе человека, — я не могу не отметить высочайший профессионализм и самоотверженность того, эм-м-м-м, несомненно, достойного человека и прирождённого врача, который проводил первую медицинскую помощь в совершенно неподходящих для того условиях. Извлечение поражающих элементов проведено практически идеально, несмотря на низкие коэффициенты трения в области их оголовков и зазубренные края, которые представляют особую сложность для микроманипуляторов скоропомощных бригад. Я представляю, насколько грандиозен талант этого специалиста…
«Ни черта ты не представляешь, доктор Авендичи, или как там тебя, — Льюис с неудовольствием изучал свою помятую физиономию, украшенную свежими полосами регенераторного геля. Красные глаза светились на стекле, словно тревожные сигналы медблока, и вообще Гриффин чувствовал себя пропущенным через мелкий бактериальный фильтр компрессорной станции. — Какие ещё микроманипуляторы, херург ты задничный? Я эту шрапнель руками выковыривал… И изо всех сил надеялся, что больше ни один крупный сосуд не задет. Ну а ты, тыловой модуль анальной поддержки, расскажи мне про то, как космические корабли бороздят пространства театров военных действий, и ангелы приколочены к небесному своду золотыми гвоздями».
— Я бы лично с превеликим уважением и пиететом пожал руку этому прекрасному человеку! — Авендичи, не изменив застывшего на лице выражения лёгкой брезгливости и недоумения, повернулся к Льюису. — Вы случайно не знаете, кто именно это был?
Гриффину стало тошно. Он мог бы списать это на действие противошоковых и успокаивающих, которыми его напичкали после перехода в приёмное отделение, но настоящая причина была в другом. У него вызывал отвращение и этот чистоплюй в суперсовременном халате, и идеально стерильные коридоры госпиталя, отделанные белым метапластом, и то, что он сам уже ничего не мог изменить.
— Не знаю. Кхм, не знаю и даже не имею представления, кто именно занимался пострадавшим, — Льюис чувствовал, как внутри сжимается тугой комок тоски и боли. — Меня самого вытащили без сознания. Знаете, так бывает.
Доктор Авендичи медленно покивал, похрустывая тканью своего идеально чистого халата, и снова повернулся к медблоку.
— Думаю, есть все шансы на успешное излечение. Наша техника – лучшая, и полковник лично просил меня проследить за ходом терапии, чтобы избежать возможных осложнений и внезапных отклонений в регламенте операций…

За прозрачной преградой, в поблескивающем отражающим полем стакане стационарного регенератора незнакомой Льюису модели плавало тело агента Спенсера. По ранам в его боку и груди сновали микророботы, вводившие лекарства и контролирующие процесс восстановления тканей. Сквозь искажавшую перспективу янтарную жидкость восстановительного раствора эти машинки казались личинками насекомых, копошащимися на трупе. Гриффин ещё раз помотал головой, отгоняя звон в ушах и накатившую депрессию.
«Хорошо, что хотя бы этот выскочка Авендичи заткнулся, — подумал он, рассасывая горьковатую капсулу унидина. Лекарство начла действовать, и туман, сгустившийся было перед глазами, немного отступил. — Где бы тут прилечь…»
Нетвёрдыми шагами Гриффин отошёл от стекла в регенераторный блок, и практически рухнул в белое кресло для посетителей, стоявшее в полукруглой нише. Сон пришёл мгновенно, стоило ему коснуться мягкой поверхности.

Доктор Авендичи посмотрел на своего собеседника, недоверчиво приподнял левую бровь, и продолжил наблюдать за пациентом. Контрольная панель, проецируемая на стекло, показывала, что состояние Джона Доу улучшалось. Медленно, но вполне уверенно. Аудит-хирург позволил себе почти незаметную усмешку, и пробежался тонкими длинными пальцами над проекцией сенсоров, ускоряя процесс восстановления тканей печени. Внутренние повреждения от выгоревших нанитов и перекошенный энергетический баланс организма он оставил для следующих этапов терапии.



Спенсер медленно открыл глаза. Вокруг него парили, как ангелы на древних гравюрах, несколько непонятных аппаратов, издававших тонкое гудение суспензоров. Собственно, этот едва слышный шум и разбудил агента. С трудом пошевелив непослушными пальцами, Спенсер пошарил под тонким покрывалом из невесомой белой ткани, и, ощупав свой пах, шумно выдохнул. Агент видел в тяжёлом и долгом сне, как его ранили в какой-то заварушке среди джунглей, и доктор Гриффин, матерясь, отрезал и выбрасывал в кусты половые органы Спенсера. На вопрос «Зачем?» Льюис, скривив окровавленное лицо, ответил, порыкивая и булькая: «Мешают! А будешь много вопросов задавать – и язык отрежу!»
Смешно, но агент решил убедиться в том, что это был всего лишь сон. И облегчение от понимания нереальности привидевшегося оказалось очень уместно. Подстёгнутое адреналином сердце застучало сильнее, и Спенсер начал ощущать покалывание в теле. Грудь и правый бок адски чесались, хотелось пить и есть, а жужжание медроботов напрягало чувствительный слух.
В комнате не было ничего, кроме затенённого обзорного окна перед кроватью, небольшого столика, висящего в воздухе на уровне кровати, и мягкого белого кресла, в котором сладко спал доктор Гриффин. Откинувшись назад, Льюис выглядел помятым и смертельно усталым. Под глазами залегли глубокие тени, пальцы подергивались во сне, а из уголка рта стекала тонкая ниточка слюны.
Спенсер попробовал приподняться на локте, и его койка пришла в движение. Почувствовав желание пациента перейти в полусидячее положение, кровать подняла изголовье и замерла вновь, пискнув.
«Судя по всему, я в больнице, — агент ещё раз осмотрел безликое белое помещение, потом перевёл взгляд на затемнённую поверхность окна, в котором, как в зеркале, отражались его бледная физиономия и обстановка комнаты. — В дорогой и очень хорошо оснащённой больнице. Я таких медботов давно не видел…»
Он попытался вспомнить, как именно очутился здесь, но память отказывала. Смутные картины джунглей, деревни пигмеев с их лысым вождём и праздника урожая перемежались обрывками боя, вспышками излучателей, взрывами, солдатами в чёрных доспехах и боевыми машинами. Точнее агент восстановить последовательность действий не мог. Судя по всему, он был ранен, когда вместе с Гриффином отправился в экстрим-тур. «Да уж, вот это экстрим так экстрим… — невесело хмыкнул агент, разбираясь с непривычным интерфейсом свой кровати, которая была напичкана не только сервомеханикой, но и многочисленными медицинскими агрегатами. Его усилия были вознаграждены ткнувшейся в губы прозрачной трубкой с оранжевым соком, и спикировавшим на запястье небольшим ботом, присосавшимся к вене. — Но все-таки, как мы здесь оказались? И где именно это «здесь»?

Льюис шевельнулся в своём кресле, и провёл рукой по закрытым глазам, словно сдирая с них налипшую паутину. Рядом что-то жужжало и хлюпало, и доктор содрогнулся, подумав, что все еще находится в джунглях. Осторожно приоткрыв глаза, он с радостью убедился в своей ошибке, разглядев знакомую белую палату Спенсера, куда агента перевели вскоре после суток в регенераторе. Хлюпание раздавалось из койки, и Гриффин заинтересовано приподнялся в своём кресле, проклиная затёкшие от неудобной позы мышцы. Агент уже очнулся, и бодро всасывал из прозрачной трубочки какой-то сок, почёсывая рубцы на груди. «Вот же кусок человека… — мельком подумал доктор, ощутив приступ жажды. — Ещё недавно висел в регенераторе, а уже чешется и сок хлещет. Всё-таки агентов Корпорации истребить невозможно. Хуже тараканов, право слово».
— Док, доброе утро! — жизнерадостно приветствовал его Спенсер. — Сок будешь?
— Ещё чего, — буркнул Льюис, разминая шею и руки. — Мне для полного счастья только твоих аминокислот и генных препаратов пополам с нанитами не хватало… Ты лежишь в приборе, который стоит, как эсминец, и синтезирует все необходимое для жизни и лечения конкретно тебя. И, если я хлебну из этой трубки, то в лучшем случае меня будут откачивать от анафилактического шока. А в худшем — назначат консультацию у танатолога-прозектора.
С трудом поднявшись, он подошёл к зеркальному окну, и мрачно уставился в отражение. Льюису сейчас было очень тяжело и паскудно.
— Гриффин, а ты помнишь, что случилось? — спросил Спенсер, тыкая в проекцию консоли управления. — Что-то у меня каша в голове…
— Это не каша, это мозги, — машинально поправил его Гриффин, прикоснувшийся пальцами к холодному окну, и стоически борющийся с искушением приложиться к стеклу лбом. — Но ты ими не пользуешься, поэтому — ничего страшного, это пройдёт.
Агент улыбнулся, и Льюис почувствовал, как ему в руку ткнулся какой-то пласталевый предмет. Микробот, удерживавший в захвате тонкостенный стаканчик с горячим кофе, пискнул и зажужжал суспензорами, когда доктор забрал его ношу.

— Спасибо, — скупо обронил Гриффин, ополовинивая стакан. Горячая сладкая жидкость комом провалилась в протестующий желудок.
— Не за что, док. А где мы находимся? — задал закономерный вопрос агент, пытаясь на своей консоли сообразить что-то вроде информационного запроса.
Гриффину стало ещё тоскливее.
— В госпитале Каннигема, — ответил он.
— К чёрту подробности, какая это планета? — Спенсер с трудом ткнул в прозрачные иконки, висящие перед ним, и закашлялся…
Льюис вздохнул. Неожиданно панорамное окно, занимавшее всю стену, стало менять коэффициент отражения, обретая прозрачность.
За бронированным стеклом, усиленным силовым полем, открылась сверкающая миллиардами огней и вспышек голо перспектива мегаполиса. Башни из льдистого метастекла и пластали, возносившиеся к небесам и терявшиеся в низких белых облаках, клубящийся далеко внизу туман городского смога, трассы бесчисленных воздушных судов всевозможных форм и размеров… В темнеющем предвечернем небе, перечёркнутом огоньками орбитальных структур, медленно проплывал исполинский военный корабль – линкор или линейный крейсер, утыканный орудийными установками и помаргивавший букетом маневровых двигателей на корме.
На чёрном лаковом брюхе крейсера красовался его номер и изображение пятиугольной паутины, разорванной с правой стороны, и образующей стилизованную букву «С» стандартного алфавита. Тот же символ в различных вариациях был почти везде – на зданиях, голотрансляторах, вспыхивавшей рекламе, бортах флайеров, и даже на исполинской проекции, светившейся в разрывах между башнями небоскрёбов.
Символ, с незапамятных времён ассоциировавшийся во всех мирах только с одним – с Корпорацией.
— Это пиздец… — хрипло прошептал Спенсер, и его шёпот показался Гриффину громче выстрела из звукового орудия. — Терра. Линия Ноль. Сердце Корпорации…
— Жопа… — в тон ему проговорил Гриффин, уронив стакан с недопитым кофе, и медленно отступая на трясущихся ногах прочь от окна.

@темы: корпорация, творчество, проза, доктор Гриффин, доктор Спенсер

---

Тебя победил не мрак, не тьма, и не вражьи стрелы,
Ты сам себе – худший враг. Командуй своим расстрелом –
Предательства тяжек крест, и честность уже не в моде,
И вороны разных мест всё ссорятся о погоде…

Затылок жаждет свинца, и сводит от вопля десны –
Кто знает, что здесь не так? Куда исчезают вёсны,
Просачиваясь в песок? Терзая себя от боли,
Командою «Пли!» в висок лишаешь свободы воли.

Пока караул не спит, шагами мерит колючку,
И тихо туман сопит горчичным газом вонючим,
Стекая в глухой блиндаж, навстречу своим солдатам…
Я верю в чудо. Нет, так: оно случится, ребята.

@темы: стихи

---

Самокопание

Так повелось, что я всегда обращал больше внимания на внешнее в отношении себя, и на внутреннее – в отношении других людей.
А вот наоборот, кстати, было бы не лучше…
В результате внутри меня есть большая проблемная область, в которой живет маленький обидчивый ленивый мальчик, привыкший к комфорту безответственности и ласковому болоту вокруг.
Все, что затрагивает эту область и воздействует на зону комфорта, вызывает ответную реакцию – обиду, злость, агрессию или стремление отодвинуться и отстраниться. Отслеживая свои метания, не могу не заметить, что достучаться до этого кукольного принца очень сложно, он оброс броней и хитином, на зависть тиранидам… А если и получается, то в ответ будет выплеск эмоций, и на этом с большой вероятностью все почахнет.
Размешивание мозга через задний проход чугуниновой ложкой теперь войдет в мой ежевечерний быт. Уверенно и неотвратимо.
Еще бы наладить контакт с подсознанием более явственно, не только через сны.

@темы: Путь, мышли, мое, Волосы дыб(р)ом

---

Внутренний инквизитор

Мой внутренний инквизитор сжигает еретика,
И, улыбаясь от счастье, считает, что жизнь так легка -
Рукой в горячей перчатке со лба вытирая пот,
Он ищет кого-то, кто примет кредо его, и поймёт.
Эх, вечный Бог-Император, и золотой твой трон,
Как долго же я не видел таких, как Эйзенхорн...

@темы: рифмоплетство, мышли, WH40K

---

Про Койота

Сегодня в нашей студии - новый гость. Агентство Сетевых Новостей и ваш покорный слуга, Иоганн Себастиан Трипер-Гулицкий рады представить вам загадочного и никому не известного сотрудника Корпорации. Встречайте - Эль Койотль!
*звучит бравурная музыка, напоминающая искаженный гимн Корпорации, "Боже, храни Императора" и марш стильболльных фанатиков. В студию выезжает золоченое гравикресло, на котором восседает гость. Он одет в старое пончо с выцветшим рисунком и несколькими дырами на груди, сквозь которые просвечивает что-то серое, кожаные штаны и черные перчатки. На ногах мужчины - высокие универсальные сапоги, испачканные в рыжей глине, а лицо почти полностью скрыто широкополой шляпой, популярной в Испанском секторе*
- Здравствуйте, уважаемый Эль! Или лучше обращаться к вам по фамилии? - ведущий обаятельно улыбается в мельтешащие камеры. Одна из камер подлетает к Койотлю, стараясь заглянуть под надвинутую на глаза шляпу, изображение дергается, и камера падает, отключаясь. - Может быть, вы предпочитаете обезличивание или анонимизацию? - обращаясь к зрителям: - Напоминаю, этим способом защиты личности посвящены наши следующие три передачи, смотрите и внимайте!
Гость лениво шевелит пальцами, словно перебирая четки, и глухим невыразительным голосом отвечает:
- Можете обращаться ко мне, как пожелаете. Мне (срабатывает система блокировки нелицензированных выражений).
- Хорошо... - Иоганн на мгновение теряет контроль над собой, и по его лицу пробегает гримаса отвращения. - Уважаемый, традиционно Корпорация предполагает невмешательство в дела планетарных и секторальных правительств. Но вы, как сотрудник, работающий в отделе силового взаимодействия, наверняка имеете на этот счет свое мнение. Не соблаговолите ли...
Койотль издает тихий смешок, похожий на свистящий кашель.
- Нет, - прерывает он ведущего. - У меня нет мнения на этот счет.
- Но вы предпочитаете..
- Не предпочитаю.
- Но..
- (срабатывает система блокировки нелицензированных выражений), Трипер ты копчёный! Я пришел сюда, потому что меня пригласили на беседу о пустынях и выживании, - Койотль говорит рвано, голос неприятно отдается в ушах, словно лай. - Тебя и твоей передачи в планах не было. Я буду говорить о пустыне. Ты можешь спрашивать всё, что угодно.
Ведущий нервно сглатывает, и на некоторых камерах видно, что сквозь гелевую пленку грима проступают крупные капли пота.
- П-пустыни?.. - Трипер делает над собой усилие, и восстанавливает душевное равновесие. Автомат "К-12003" съемочной группы отмечает опасно высокий уровень кровяного давления ведущего, и отправляет данные в дата-центр АСН. - Хорошо... Пустыни. Что вы думаете о пустыне?
- Я не думаю. Я там живу.
- В каком смысле? У вас там дом? Или резиденция в Пахо-Альто, где два года назад произошло столкновение сил Охраны Корпорации и граждан, борющихся за свои права?
Из-под шляпы доносится рычание. На пол падают еще два парящих съемочных устройства, и К-12003 отводит оставшиеся на безопасное расстояние.
- Я. Живу. В пустыне. В любой. Там хорошо. Тихо. Нет журналистов, - Койотль сжимает пальцы, и на пол сыпятся осколки прочного пластикета, из которого сделаны подлокотники кресла. - Они там не выживают.
- Скажите, ваше... э-э-э, предвзятое отношение к представителям нашей профессии - это следствие продолжения взглядов Корпорации, ее официальная позиция, или ваша личная психологическая травма, полученная во время исполнения, э-э-э, в пустынях приговоров честным и чистым духовно оппозиционерам?
- (срабатывает система блокировки нелицензированных выражений)! С-скотина...
Изображение на всех камерах гаснет, автомат К-12003 выходит из строя, не успевая послать сигнал в полицию. Освещение отключается. В темной студии раздаются звуки глухих ударов тупым предметом, вопли Трипера и сдавленное рычание.

- Агент Кловис! Вы представляете, как низко опустили рейтинг нашей организации в глазах обществености? Вы вообще там охренели в своих пустынях! - седоватый полный мужчина в мундире вице-генерала Сектора силового взаимодействия размеренно прохаживался перед стоящим по стойке "вольно" Инульгемом, сдерживающим раздражение. - Скажите, старший агент, вы давно разребали говна на передовой, подавляя мятеж? Или эвакуируя семьи и детей сотрудников Корпорации из политически нестабильных территорий? Или... Впрочем, можете не отвечать. Вы, Кловис, мудак! То есть, одиночка и похуист...
Инульгем скосил глаза в сторону генерала, и мысленно пообещал принести его в жертву Койоту. Разнос длился уже час, но начальство не унималось...

@темы: корпорация, проза, юмор

---

сонное

Снился Грегор Эйзенхорн, которого занесло каким-то неведомым образом на Кадию как раз во время сезонного обострения агрессивности у близлежащего варп-населения. Особенно доставили рассуждения с подробными выкладками на пикт-экране о необходимости любой ценой удержать Кадию, и о ее стратегической важности.
Блин, ребята, я и так это знаю) Вот на кой мне было читать лекцию по военному искусству и экономике Империума?

@темы: бывают, деточка, и просто сны!, WH40K

---

дыбр

Когда сталкиваются причины внутренние и внешние, появляется конфликт.
Когда изменяешь себя, по кусочку, по кирпичику, начиная снаружи… Это хорошо, не спорю.
Но ядро остается прежним.
И, как только изменения внешних оболочек переходят некую границу, набирают определенную критическую массу, за которой должно плследовать изменение внутренней сути – тут она может восстать.
И восстает, если есть два разнонаправленных вектора. Первый из них направлен на активность, уверенность, взаимодействие с окружающим миром, радость от бытия. Второй – направлен внутрь, на сохранение существующего порядка вещей и текущего комфорта.
Инь, янь и хрень.
Хрень в том, что противоположное направление этих векторов может порвать сознание, как хомячка – капля никотина. Собственно, уже потрескивает.
Совпадение с весной, авитаминозом и депрессией неслучайно. Конфликт старый, с корнями в детстве и разрешить его можно, нужно… но долго.
С другой стороны, если его оставить, как есть (и что советует вторая моя часть, стабильная и консервативная) - будет хуже. Капсуляция, зацикливание на текущих моментах, и смерть души в итоге.
Что можно сделать в первую очередь? Начну с того, что
а) не стану увиливать от ответственности и принятия решений, какими бы тяжелыми или невыгодными они не были;
б) продолжу действовать и делать то, что говорю. Если не могу сделать – промолчу. Если не хочу – откажусь. Первично действие, всякие слова вторичны.
в) вытащу на свет божий и препарирую конфликт. Без этого пропасть между внутренним и внешним будет шириться.

Теперь каждое слово и дело нужно взвешивать. Смотреть, как оно отзовется. Даже банально «привет» сказанное не под настроение, может привести к негативной реакции.
Нв вопрос «делать или не делать» теперь долженствует отвечать: «делать».

И хотелось бы все-таки наладить более тесное взаимодействие с миром.

ДА, у меня может быть откровенно тупнякове настроение, болеть голова, на душе скрести кошки – но ничего не значит. Даже в этом состоянии можно делать что-то. Например, пытаться понять причину, а также следствия из происходящего.
Например, сейчас я сижу, и понимаю, что несколько неадекватно воспринимаю реальность. Словно я из нее немного выпал. Страха нет, но нет и осознания того, что правильно или неправильно в той или иной ситуации. Апатия, легкое подергивание нервов, сконцентрированность на внутреннем… Сдается мне, это откат после вчерашнего осознания, ответ от подсознания.

Да, человек – существо ленивое, и всячески стремится сохранить комфорт и совершать минимум телодвижений. Чем проще система, тем легче в ней сохранить гомеостаз. И наоборот.
Но, если нет обмена информацией с окружающей средой, и система ничего не производит – то в чем ее смысл существования? Консервация и отсутствие желаний как таковых, праздность и лень – это оттуда.
Что делать в такой ситуации? Брать, блядь, и делать. Взять себя за задницу, и пойти гулять. Убраться по дому. Написать несколько страниц текста. Доделать то, что не доделал. Взять, на худой конец, гантели, и сделать десятка три приседаний…
Да, это непродуктивно. Да, это все мелочи. ИБД. Но…
Ядрить меня в телегу, если я не буду делать хотя бы это, я расплывусь эктоплазмой!

Меньше слов. Больше дел.

@темы: мотивационное, мышли, всякоразно, мое, Волосы дыб(р)ом

---

11.04.2015 в 23:16

Пишет  Sindani:

09.04.2015 в 02:19

Пишет  Flanker-N:

Про причины поражений ЧКП. Версия Варп-маяка

@темы: с3,14зжено, WH40K, позитифф

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Корпорация. Линия Ноль. Шаг четвертый.

—Придется пересматривать всю космогонию и картину мира. Теория Всего не то, чтобы мертва, но явно испытывает сложности с самочувствием…
— Опять ты полез в метафизику. Скажи проще: мы не знаем, как это называется, и почему работает.
— Знаем, как работает. А названия придумать несложно. Например, я предлагаю назвать наш мир «Линия Ноль», для упрощения отсчета.
— Почему «Линия»? Словно на уроке геометрии, ёрш…
— Наши поисковые группы переходят новый мир, но другую линию вероятности. Отсюда — «Линия». Но, если принять во внимание, что каждый мир имеет разные параллельные ответвления… Хм. Пусть будут «Параллели». Да, так проще.
— Стоп. Эксперимент в Эоле?
— Да, верно. Там мы смогли проникнуть сквозь квантовый портал в параллельный мир, где вместо пустыни и источенных ветрами скал увидели зёлёную цветущую планету.
— И потеряли там взвод Майрела. Глупо…
— Поверь, они погибли не просто так, а во имя науки. Памятник не обещаю, но мемориальную доску..
— Знаешь, что? Засунь её себе в задницу. И проверни… Ребят это не вернёт…
— Да. Знаю. Прости, друг.
— Э, ладно. Бывает. Что будем делать с…?
— Пусть пока полежит в регенераторе. Он не в лучшей форме, организм изношен.
— Он передал сообщение с Андре, помнишь? Сдается мне, что кактусы там не такие безвредные…
— К черту кактусы. Он видит, как надо открывать порталы, и Линии, куда они ведут. Это важнее.

Андре отложил в сторону тонкий листок планшета, и вздохнул. Тянуло шею, болела от долго сидения за столом спина, и ныла поясница. Удобный на первый взгляд стул превращался к концу дня в орудие пыток средневековых маньяков, терзая онемевшую задницу каждым миллиметром покрытия.
«И на кой хрен я согласился сидеть здесь, а не взял отпуск, как предлагали? – Дрезина помассировал переносицу, и прикрыл глаза, откинувшись на спинку стула. До конца реабилитации оставались еще две недели, из которых большую часть он проведет здесь, в унылых серых стенах аналитического центра Лабораторий Каннингема. — Сам вызвался, идиот. Разобрать материалы по экспедициям, систематизировать и комментировать моменты, связанные с транспортировкой… Эх… Чудила, одним словом».
Да, это было так. Он сам предложил посильную помощь, и Грей, не мудрствуя лукаво, отправил своего протеже в аналитику. Сейчас «в поле» работали все пять групп, и на базе остались лишь несколько сотрудников, не считая нанятых загадочными друзьями доктора охранников с военной выправкой и тусклыми, словно оловянными, глазами. Каждый человек был на счету, но… Андре, попробовав вкус другого мира, ощущал, что его родина порядком потеряла очарование. Ему хотелось снова открыть «дырку», и шагнуть в новую реальность, где еще не было никого из жителей его планеты.
Он вспомнил приключенческие книжки, написанные век-полтора назад, в которых описывались истории покорения неизведанных земель и географических открытий, и улыбнулся. Тогда, в детстве, он морщил лоб, читая Кука, Кубера и Берна, и откровенно не понимая, что в этих «белых пятнах» такого, что заставляло людей бросать свою устроенную жизнь, и бежать, плыть, лететь туда, в Terra Incognita. И в скудном воображении всплывали туманные картины, как мужчины в тропических костюмах, вооруженные почему-то многоствольными винтовками, верхом на лошадях и верблюдах въезжали на покрытые белым туманом земли, и дымка рассеивалась. Открывались джунгли с древними храмами неизвестных племен, пески пустыни с затерянными городами, полными джиннов и сокровищ, горные ущелья, поросшие кривыми соснами…
Тогда это казалось глупым и скучным. Идти к Эль Дорадо, теряя участников экспедиции от укусов насекомых и отравленных стрел коварных туземцев. Найти остатки стен и разрушенные ступени пирамид, и вернуться назад, оставив в джунглях большую часть отряда… Или вмерзнуть в лёд вместе с кораблями, и медленно умирать от холода, голода, цинги и полярных медведей, кажущихся злыми духами. Или… Сколько их было, этих историй.
Но теперь Андре понимал, что именно гнало вперед исследователей. Незабываемое ощущение первооткрывателя и покорителя новых земель. Переживание победы и преодоления самого себя, когда ты вышел за жестко очерченные рамки, и развеял туман, скрывавший тайны. Возбуждение, сравнимое с сексуальным… И неутолимая жажда.
Доктор Каннингем обмолвился как-то об этом психологическом выверте, объяснив его генетической памятью относительно молодой человеческой расы и стремлением захватывать как можно большие территории, чтобы родное племя могло прокормиться и выжить. «Комплекс пионера» — так, кажется, он его назвал. Что же, хорошее название. Правильное.
На экране развернулись новые интерактивные отчеты, уползавшие ровными строчками, слегка разбавленными видео и графикой, в виртуальную бесконечность. Каждый участник экспедиции оставлял после себя многие мегабайты информации: картинок, записей, текста и телеметрии. Как правило, они были бесполезны в массе своей, содержа ненужный мусор повседневных действий. Но иногда в груде хлама могла блеснуть монетка факта, не замеченная ранее.
Так, несколько дней назад, проматывая видео из нагрудной камеры одного из ученых-зоологов группы 54, изучавших скалистые ущелья, Андре с удивлением обнаружил, что полосы на одной из скал выглядят, как нанесенные рукой человека. Прикрытые козырьком каменного выступа, они попали в кадр ненадолго, но качество записи позволило сделать выборочное увеличение, и, после обработки на графической станции, на стол профессора Каннингема легло изображение наскального рисунка, серьезно поврежденного временем и погодой. Полосы краски выцвели, но удалось восстановить фрагмент картины, изображавшей сильно упрощенный набросок какого-то травоядного животного, украшенного рогами, и фигурку человека с копьем или палкой в руке. Так рисуют дети, или представители первобытных племен…
Рисунку было несколько столетий, если принять во внимание действие дождя, солнца и ветра. И было неизвестно, откочевало ли племя художников, или, может быть, вымерло от голода и болезней…
Еще Андре помнил, как совершенно случайно, глядя на карту лагеря экспедиции 12, стартовавшей через несколько недель после возвращения его группы, он увидел что-то знакомое. Большие базальтовые плиты и вытянутые валуны задели какую-то струну в памяти. После нескольких часов напряженных поисков перед ним висели два рисунка – один из нового мира, а другой – из старого исследования Фон Дённикена, посвященного дольменам Старого Света. Перед Андре был план Стоунхенджа, повторенный в ином мире с достаточно высокой точностью. Не совпадали только внешние кольца камней, имевшие в тамошней версии большие промежутки, и положение «алтарного камня» в центре кромлеха. И синие в этом мире валуны были зеленоватыми там…
«Сколько же незамеченного осталось в этих записях и отчетах? – подумал Андре, отхлебнув кислого кофе, и снова закапываясь в тексты. Ему отчаянно хотелось в спортзал, и на стрельбище, но до конца фрагмента оставалось еще много. – Черт, мне кажется, что ученые смотрят куда угодно, но не туда, куда нужно! Ну как можно было не заметить таких артефактов?»
— Дрезина, бросай свои бумажки и дуй в оперативный центр! – рявкнул, подпрыгнув, интерком голосом Грэя. — Пять минут! Время пошло, агент!
— Так точно, капитан… — Андре недоуменно пожал плечами, и, встав со стула, подхватил куртку. Набросив ее на плечи, он поежился – в комнате было тепло, но коридоры центра почему-то охлаждались до неприличной температуры в семь градусов, и передвигаться по ним было неприятно. Снаружи крепких стен жарило июльское солнце, и после рабочего дня выход из лаборатории был сродни погружению в расплавленную магму. — Ладушки, сейчас буду.
— И что вам понадобилось? – спросил он у молчавшего интеркома, и подмигнул куску пластика с выдавленным логотипом производителя, направляясь к выходу. Ответа Андре не ждал.

— Позвольте представить, — доктор Каннингем, сидевший во главе стола, махнул рукой в сторону кресла для перевозки больных, в котором, скособочившись, сидел знакомый Андре по одному давнему глюку загорелый худющий нарк из пустыни, сейчас завернутый в одноразовую больничную робу, — Альф Йоргенсон, один из первых испытателей.
Альф, старясь не потревожить трубки старомодных капельниц, торчавших из разноцветных катетеров в руках, под ключицей и под коленом, помахал ладонью, и улыбнулся. Взглянувший на черные пеньки зубов во рту чернокожего и слегка красноглазого исследователя Андре внутренне содрогнулся, но потом подумал, что сам бы выглядел не лучше в такой ситуации, и улыбнулся в ответ. Дюжий санитар, стоявший за спинкой кресла, посмотрел на него тяжелым взглядом, и поправил капельницу.
— Гхм… — откашлялся капитан, и, окинув взглядом присутствующих, развернул на стене экран с тактической схемой. — Альфа обнаружила экспедиция на Эол. Группа 34 смогла открыть переход и, после развертывания временной базы и термоядерного энергоблока для обеспечения возвращения, локализовала местонахожение испытателя в расположенном неподалеку храмовом комплексе…
Каннингем, который слушал Грэя, положив подбородок на сплетенные пальцы, перебил капитана:
— К сожалению, процесс реабилитации и хелатирующей детоксикации проходил сложно, и только сейчас пациент пришел в достаточно хорошую форму.
Грэй, проглотивший окончание своей фразы, пожевал губами, и продолжил:
— В итоге мы смогли ответить на ряд вопросов, связанных с перемещением, и, после контакта с местным условно дружественным населением, выявили…
— Что, оказывается, мы – далеко не первые, кто освоил перемещение через порталы, - улыбнулся Каннингем, наблюдая за побагровевшим Грэем. Капитан очень не любил, когда его прерывали, а доктору нравилось бесить своего старого друга. — Туземные легенды говорят, что много поколений назад через аномалии приходили добрые люди с дарами и товарами. А потом торговля и обмен внезапно прекратились, как будто их и не было.
Альф пошевелился в неудобном кресле, и поднял иссохшую руку, обтянутую почти черной кожей:
— Док правду говорит, да. Приходили, учили, ели кактусы, — негр сморщился, скривив губы. – Потом, через много-много лун перестали приходить. Последний из чужеземцев ушел в дыру, чтобы выяснить, что случилось… И не вернулся. Чуваки, там не круто…
Андре задумался. Последние находки укладывались в теорию об обмене и торговле. Два похожих мегалита, ступенчатые пирамиды на Эоле, украшенные финикийскими буквами, металлические орудия из бронзы в захоронении, найденном группой 12…
— Но кем они были, эти путешественники? — спросил он у своих начальников. — И почему перестали ходить сквозь порталы?
— Этнографы на Эоле пока смогли выяснить только одно название, местности или города… — Грэй вывел на экран снимок высеченных на камне знаков. — Александрия…

@темы: Корпорация, творчество, проза